Рино кивнул, показывая, что понял. И то, что было произнесено вслух, и то, что осталось недосказанным. Гибко поднялся.
— Можете быть свободным, Рино-лан. — Тэйон сцепил руки домиком, чтобы прекратить барабанить пальцами. Рассеянно посмотрел в окно, даже сквозь стекло и плотные шторы ощущая, как изменяется давление воздуха, как наливаются угрозой небеса. — И, пожалуйста, если вы не сможете вечером вернуться домой, постарайтесь найти надёжное укрытие. Прочное. Как минимум на ближайшие три дня. Мне бы очень не хотелось потерять вас или Сааж-лан из-за глупой небрежности.
Ещё раз молча кивнув, таолинец удалился. Когда за ним закрылась дверь, Тэйон некоторое время смотрел на свои руки. На тонкие, очень гибкие пальцы мага. Ухоженные, холёные, как у профессионального музыканта или хирурга.
«…трагически погибла ученица второго курса Ойна ди Шрингар». И всё.
А больше ничего и не требовалось. В этом городе мало найдётся тупиц, которые не смогут сами додуматься до всего остального.
Генерал Андей ди Шрингар был стражем восточного предела, воином, магом и героем. Известный громкими победами, скверным нравом и фанатичной преданностью своему роду, стареющий вояка и сейчас наводил ужас одним своим именем. Один из самых могущественных людей в Лаэссэ. И едва ли не единственный в Лаэссэ, кого Тэйон по-настоящему уважал.
Маг сжал свои ухоженные пальцы в кулаки. Восточный портал открывал дорогу в Футун — мир экзотический, яркий ядовитый, как и его обитатели. Через него следовала цепочка проходов, ведущих к Халиссе. На протяжении многих поколений стражи восточного предела были теми, кто поддерживал порядок на этих маршрутах, кто силой и хитростью утверждал господство Лаэссэ, через них обитатели окраинных миров поддерживали связь с великим городом. Именно роду ди Шрингар когда-то принёс вассальную присягу клан волка, и, сколь бы туманны ни были те давние клятвы, уважение к восточным стражам они не умаляли.
Стареющий Андей знал диковатых халиссийцев даже лучше, чем те сами знали себя. Он, в отличие от всех остальных обитателей Лаэссэ, понимал, какое преступление совершил глава соколов, когда предпочёл жизнь. Какое-то время Тэйон был уверен, что ди Шрингар, воин и потомок воинов, презирает струсившего мага. Однако, как оказалось, он недооценил старика.
Между ними не было ни дружбы, ни теплоты, только молчаливое признание силы друг друга. По крайней мере так думал Тэйон, пока несколько месяцев назад не получил от генерала послание. В письме страж предела в ёмких, весьма желчных, но в то же время пронизанных гордостью словах описывал характер своей младшей правнучки, обнаружившей редкий в её роду дар работы с воздухом. «Безмерно талантлива, но ещё более избалованна», — было, пожалуй, самым мягким из использованных им выражений. Тэйон, до которого доходили жалобы её учителей, счёл это некоторым преуменьшением. Бесёнка в юбке выгнали с первого курса Академии в связи с «поведением, несовместимым с достоинством мага». Случай беспрецедентный: чтобы оказаться исключённой, студентка с такой родословной должна было выкинуть нечто уж совсем из ряда вон.
Выкинула.
И великий генерал смиренно просил магистра Алорию взяться за это неуправляемое создание, так как он, генерал, не знает больше никого, у кого хватило бы и силы справиться с необузданным магическим даром ребёнка, и твёрдости добиться от неё послушания. Тот факт, что страж предела доверял лишь магу, подчёркнуто игнорирующему политическую грызню в городе, читался лишь между строк, зато весьма отчётливо. Магистр Алория был польщён. Очень.
Однако уже на второй день обучения начал гадать, а не поторопился ли он с согласием…
Теперь гадать уже не приходилось.
После поражения, нанесённого Сергарром, генерал ди Шрингар держался в стороне от политических интриг, однако если и было что-то, что могло втянуть его в схватку, то только убийство Ойны. Вдруг старик решит, вдруг он хоть на мгновение подумает, что Тэйон сам организовал смерть ученицы… Или что прикрывался ею от убийц… Или что он просто недостаточно внимательно оберегал ребёнка…
Когда ди Шрингар узнает, что магистр Алория втянул его внучку в свои собственные политические интриги, почтенный магистр получит врага, который ему, скорее всего, не по зубам.
Тэйон достал из ящика лист бумаги — плотной, белой, хрустящей, с вплетённым в основу стилизованным знаком ветра — его личным гербом. Взял в руки перо. Есть новости, которые исключают возможность послать безликое сообщение по магической связи. Так же, как исключают использование казённых оборотов вроде «мои соболезнования» и «невосполнимая утрата».
Почерк мага был мелкий и точно летящий. Иероглифы древнехалиссийского падали на бумагу, словно слёзы. Когда-то Тэйона называли каллиграфом, «чья кисть танцует с пером столь же причудливо, как рука танцует с мечом».
«Стражу восточного предела, генералу Андею ди Шрингар.
Мой лэрд, судьба сделала меня вестником мрачных новостей. Ваша правнучка, дева Ойна ди Шрингар, погибла сегодня утром в результате политического покушения. Мне очень жаль».
Рука мага замерла над бумагой. С формальной точки зрения он не имел права обращаться к стражу предела «мой лэрд». Со старым генералом был связан вассальной клятвой царский род Халиссы (которому со своей стороны присягнули все младшие семьи), но Тэйон давным-давно утратил право считать себя сыном тотемного Дана. И тем не менее… его рука сама собой вывела знакомые слова. Любое другое обращение было в данных обстоятельствах немыслимо. Ди Шрингар поймёт. Один из немногих лаэссэйцев, способных понять, что означает для вассала сообщать сюзерену подобную новость.
Тэйон закрыл глаза. Да, Андей поймёт. И именно это понимание подсказывало единственный возможный выход. Андей поймёт и поверит, ему и в голову не придёт усомниться. Магистр Алория знал, что он должен написать. Правду. Что он никогда не желал смерти Ойне. Что ему и в голову не могло прийти, что кто-то попытается вмешаться в заклинание такого масштаба с целью покушения. Что он не без оснований подозревает: правнучка генерала была целью убийц в той же (если не в большей) степени, что и сам мастер погоды.
Есть столько способов солгать, не говоря при этом ни одного лживого слова…
Тэйон знал, что сделала бы в этой ситуации Таш. Знал, что бы она сказала, если б стояла сейчас за его плечом. Адмирал д’Алория была практичной женщиной, умевшей выжидать, умевшей выживать, умевшей презирать те правила и законы, которые казались ей глупыми. Адмирал д’Алория была самой собой.
А магистр Алория был самим собой. Перо вновь заскользило, танцуя по гербовой бумаге. Его тихий скрип был единственным звуком в пустой комнате.
«Преданному доверию не может быть оправдания. Я признаю себя виновным. В том, что покушение было следствием моих непродуманных шагов. В том, что не были своевременно предприняты меры по устранению опасности. И прежде всего в том, что я не смог внушить Ойне ди Шрингар столь необходимые дисциплину и осторожность в работе со стихиями.
