невидимое для глаз Тэра и Мусквы, спало стадо горных баранов.
Мусква бродил с Тэром, обследуя чащи кустарника, черные тени сосен и елей, берег озера. Здесь он обнаружил лужицу жидкой грязи, которая оказалась просто спасением для его измученных ног. И в течение ночи медвежонок раз двадцать забирался в нее.
Даже на рассвете Тэр все еще, казалось, не торопился уйти отсюда. Солнце уже было довольно высоко, а он все блуждал и блуждал по лужайке и по берегу озера, выкапывая попадающиеся коренья, набивая брюхо мягкой травой. Мускве, который позавтракал луковичками кандыка, это было по душе. Он только не понимал, почему Тэр не заберется в озеро и не нашвыряет оттуда форели. Медвежонок еще не знал, что рыба водится не во всякой воде.
В конце концов он сам отправился на рыбную ловлю и сейчас же преуспел, нарвавшись на одетого в твердый панцирь черного водяного жука, который впился ему в нос своими острыми, как иглы, клешнями, исторгнув из груди медвежонка отчаянный вопль.
Было часов десять, и в залитой солнцем ложбине медведю стало жарко, как у печки, в его толстой шубе. Тэр бродил меж скал около водопада, пока не обнаружил прохладное местечко. Он отыскал небольшую пещерку, в которой было холодно, как в погребе. Все вокруг нее — и шифер, и песчаник — было темным, холодным, скользким от множества струек талой воды, сбегавшей с горных вершин. Именно такие уголки выбирал обычно Тэр в жаркие июльские дни. Но Мускве здесь казалось темно, мрачно и в тысячу раз менее приятно, чем на солнышке. Часа через два он оставил Тэра в этом холодильнике и принялся обследовать уступы, не имея ни малейшего представления о том, как они опасны.
Несколько минут все шло прекрасно. Затем медвежонок ступил на зеленую шиферную плиту, по которой тончайшей прозрачной паутинкой стекала вода. Точно так же бежала она по этой плите уже сотни лет и отполировала ее, как жемчужину. Плита стала скользкой, точно ее смазали жиром. Мусква и опомниться не успел, как ноги у него разъехались, и в следующее мгновение он уже скользил вниз, прямо в озеро, до которого было футов сто.
Он несся кувырком через мелкие лужицы. Точно мячик, перелетал через крохотные водопадики. У него даже дух захватило. Он ослеп и ничего не соображал от испуга. С каждым ярдом скорость его падения все возрастала. Его душераздирающие вопли разбудили Тэра.
На том месте, где потоки с гор спадают в озеро, образовался отвесный обрыв. И Мусква перелетел через него, причем инерция его падения оказалась так велика, что медвежонка швырнуло с разгона чуть ли не на середину озера. С громким плеском шлепнулся он в воду и скрылся.
Он погружался все глубже и глубже во тьму и холод, туда, где нечем дышать. А затем спасательный пояс, надетый на него самой природой — его жир, — снова поднял его на поверхность, и медвежонок забарахтался, хлопая по воде всеми четырьмя лапами. Это было его первое плавание. На берег он выбрался совершенно обессиленный и измученный. И, когда Тэр спустился со скалы, медвежонок все еще лежал, тяжело дыша.
В свое время мать Мусквы задала ему хорошую взбучку, когда он напоролся лапой на иглу дикобраза. Она наподдавала ему за каждую подобную оплошность, считая трепку лучшим лекарством. Воспитание медвежат и состоит главным образом в подобного рода поучениях, и, окажись мать Мусквы сейчас здесь, она бы снова проучила его таким же образом. А Тэр только обнюхал медвежонка, убедился, что тот цел и невредим, и тут же занялся откапыванием кандыка.
Не успел он доесть только что вырытый корень, как вдруг замер и с полминуты простоял в неподвижности, как статуя. Мусква, вскочив и отряхнувшись, тоже прислушался. Оба медведя что-то услышали. Легко, неторопливо Тэр выпрямился, встав на задние лапы. Он повернулся на север, уши его насторожились, чуткие ноздри напряглись. Он не почувствовал никакого запаха, но зато услышал!
Доносился еле различимый незнакомый звук, которого здешние горы еще не слышали. Лаяли собаки.
Минуты две Тэр сидел на задних лапах. Ни один мускул его гигантского тела не шевелился, только ноздри чуть вздрагивали. Сюда, в низину, в эту глубокую впадину под горой, даже звуку трудно было проникнуть. Мгновенно опустившись на четвереньки, гризли полез вверх по зеленому склону горы, на вершине которой прошлой ночью отдыхало стадо горных баранов. Мусква кинулся за ним.
Поднявшись футов на сто, Тэр остановился и, оглядываясь, снова поднялся на задние лапы. Теперь и Мусква смотрел на север. Внезапный порыв ветра помог отчетливо расслышать лай.
Меньше чем в полумиле от Тэра и Мусквы свора специально обученных эрделей Ленгдона, захлебываясь лаем, мчалась по горячему следу. Лай звучал яростно, заливисто, и это говорило отставшим на полмили Брюсу и Ленгдону, что собаки недалеко от зверя.
Голоса собак взбудоражили Тэра. Инстинкт опять подсказывал гризли, что какой-то новый враг вторгается в его мир. Он не испугался. Но инстинкт властно настаивал на отступлении, и медведь стал взбираться выше и выше, пока не достиг части горы, которая была загромождена каменными глыбами. Там он снова остановился.
Он ждал. Какова бы ни была эта опасность, надвигалась она с быстротой ветра. Гризли и Мусква слышали, как она вырвалась на склон, который отделял впадину вокруг озера от долины. Вершина этого склона приходилась как раз на уровне глаз Тэра, и он увидел, как вожак стаи показался на краю этой вершины и на миг замер, четко обозначившись на фоне неба. Вскоре появились и остальные.
С полминуты собаки стояли неподвижно, вглядываясь в приозерную впадину под собой и втягивая ноздрями терпкий запах, которым она была пропитана. Тэр наблюдал за врагом не шевелясь, и только низкое, страшное рычание зарождалось у него в груди.
Он снова начал отступать лишь после того, как вся свора кинулась вниз и залилась звонким лаем. Но его отступление не походило на бегство. Гризли не боялся. Он продолжал свой отход потому, что так было нужно.
Тэр не напрашивался на неприятности. У него не было ни малейшей охоты удерживать этот луг и озерцо за собой. Есть другие луга и озера, а по своей природе Тэр не был охотником до драк. Но он был готов к драке. Медведь продолжал недобро ворчать. А в груди его медленно разгорался гнев.
Тэр прятался между утесами. Он шел по уступу горы, и Мусква не отставал от него. Гризли взобрался по крутому откосу скалы и запетлял между огромными каменными глыбами. Но он все время
