раз это был яд. Он снова проснулся, а на губах трупа пенилась слюна. В третий раз повешенье. Тогда за него взялись сразу несколько человек. В четвертый – огонь. Пятый – снова меч, но только в спину. Они отрубили ему голову в шестой и седьмой разы. В восьмой – утопили, держали голову в бочонке, пока он дергался, брыкался, пытался вдохнуть в последний раз.
Девятый раз был долгим. Он назвал это пыткой.
Ты закрываешь ему рот рукой, прежде чем он расскажет про десятый. Ты не можешь больше это слушать. Тебе невыносима его боль. Эта тяжесть его обиды. И эта жуткая комната, полная безжизненных тел… Они лежат стопкой, до потолка, совсем как бревна у камина. Снова и снова он умирал. И умрет опять. Твое сердце на миг остановилось, а потом забилось с бешеной силой, стало огромным, застряло в горле. Кажется, еще немного, и оно лопнет, разлетится на крошечные ошметки…
И как так произошло, что ты полюбила мертвеца? Да не одного, а сразу нескольких. Но он же человек. Твой муж человек. Ты не можешь объяснить происходящее.
«Непогребенный», – произносишь ты свои мысли вслух. Он говорит, что пытался. Пытался и пытался. Но всякий раз он неизменно возвращается. Всегда в одно и то же место. В эту комнату. Полный сил и мокрый от крови. И в конце концов он прекратил пытаться. Он не знал, что еще можно сделать. Он приходил в себя, выходил из комнаты и запирал за собой дверь. Жил как прежде. Женился. И это случалось снова. От разных рук, разные смерти. Иногда, говорит он, способы были похожи, но ощущения всегда разные. Жестче. Мягче. Медленней.
– Твои жены? – спрашиваешь ты.
– Мои жены превращались в моих вдов. Они уезжали из замка, когда видели мою смерть. Ни одна из них не решила остаться.
– И они… – ты обводишь рукой комнату, указываешь на груды тел, – это ты?
Он смотрит на тебя. Его глаза пусты.
– Да, – говорит он. – Каждый из них – это я. Другая любовь. А после и другая смерть.
Ты знаешь, что твой муж имеет в виду другое убийство. Ты не думала. Не знала, что искать. Жены. Отсутствие детей. Ты думала, что опасность прячется внутри. Руки твоего отца на горле твоей матери. Сжимают. Сжимают все крепче. Люди в комнате, что отводят взгляд. Тяжелый горностаевый воротник у ее шеи. Фиолетовые отметины от пальцев, такие яркие, так хорошо различимы на коже. Ты закрываешь глаза. Тебя переполняют чувства и одновременно ты не чувствуешь ничего. Ты не можешь даже плакать. Ты стоишь на месте, не двигаясь, и сморишь, смотришь, смотришь. Запоминаешь все до мельчайшей детали.
Его мать была ведьмой. И в нем самом есть что-то колдовское. А значит, его стоит сохранить.
– Ты помнишь тот миг, когда просыпаешься? – спрашиваешь ты.
Твой муж кивает. Ты хочешь удержать его на месте, но движения его стремительны, а в глазах плещется безумие. Его рука на твоей спине подталкивает тебя к противоположной стене комнаты, пока вы не доходите до совсем другой двери. Он здесь не для того, чтобы размышлять о разных смертях. Кровь на полу и кровь на темном подоле твоей ночной рубашки. Ты прижимаешь руку к животу. К мягкой припухлости. К месту, в которое малышка будет, дай бог, скоро пинаться. Туда, где он касался тебя. Ты жила внутри своего тела с этим мужчиной, а его снова и снова убивают. Столько крови. Столько костей, белых и желто-серых. Жира. Обнаженных мышц. Его тело выплескивается изнутри наружу. Ты не можешь смотреть на это снова… снова… снова… Ты сжимаешь его крепче. Прижимаешься к его животу и груди, стискиваешь руками спину. Ты вдавливаешь голову в его тело.
– Ты не обязана оставаться, – говорит он тебе. – Есть лошади. Кареты. Деньги. Я бы хотел избавить тебя от этого. Но не могу. А значит, ты можешь избавиться от этого сама. Ты можешь уйти.
Ты привычно оказалась на перепутье.
Но ты говоришь ему «нет».
Он смотрит на тебя. Его глаза такие грустные. Его руки лежат на массивной двери. Еще одна лестница. Вы покидаете мавзолей, в котором покоятся тела твоего мужа. Оставляете их боль, но забираете с собой свою. Поднимаетесь наверх. Башня, о которой он рассказывал, когда ты приехала сюда. Откуда можно увидеть твой дом. Вернее, то место, что было твоим домом.
Ночь холодная. Из ваших ртов вырываются облачка пара. Твоя голова прижата к его груди. Вы смотрите на звезды. На зеркало озера. На отражение замка в нем. Ваши пальцы переплетены. Его пульс быстро стучит, совсем как копыта лошадей.
Ты смотришь на него. Ты думаешь о своих шести братьях, их лица – живое воплощение войны. Думаешь о своем отце, вечно ищущем драки, старающемся прибрать к рукам все соседние земли. Одной рукой он дает, но в другой сжимает оружие. Тебе не нужно спрашивать мужа, кто будет на этот раз. Ты и сама это знаешь. Слова пульсируют у тебя в горле. Но ты не можешь найти в себе сил, чтобы произнести их. Ты смотришь на него. Его плечи расправлены. Глаза широко распахнуты. Он не удивляется, когда они появляются на горизонте, шесть всадников. Ты смотришь на лицо, которое так любишь. Его борода синяя.
Тебе не нужно спрашивать, что он сделал. Ты знаешь, что ничего. Твоему отцу не нужна причина. Мир хочет украсть даже те крошки, что тебе посчастливилось подобрать. Твоя любовь погибнет и переродится. Вот только воспоминание о боли останется. Прилипнет к нему навечно. И ты никогда не позволишь себе забыть, что эти люди сделали с твоим мужем.
Ты держишь его за руку. Ты буквально видишь, как конские копыта взрывают землю у озера. Неумолимое дыхание вечности все ближе к свече твоей жизни. Ты не умеешь обращаться с оружием. Ты закрываешь глаза. Чувствуешь, как под веками собираются слезы, словно гной в нарыве, горячие и отвратительные. Накатывают как тошнота. Ты любишь колдуна. А когда ты любишь колдуна, ты должна быть ко многому готова. Например, к тому, что кто-то придет за ним. И найдет его. И уничтожит. Ты сосредоточиваешься на обреченном лице своего мужа.
– Ты вернешься, – говоришь ты. – Ты обязательно вернешься.
Он говорит тебе, что да, но не сразу. Может быть, пройдут годы. Твоя рука – в его. Ты говоришь ему, что будешь ждать. Говоришь, что останешься. Тебе ненавистно покидать свой дом. Тебе тут хорошо. Ты заботишься об этом мужчине. О своем единственном друге.
Злость, смешанная
