Она улыбалась. Филипп против воли улыбнулся тоже.
— Мне приятно быть в твоих руках.
Что он говорит?! Что он такое говорит?! Что же это такое?! Он же любит Селин, он готов душу дьяволу продать за Селин! Он только что дважды расквасил себе лицо за Селин!
— Филипп, я готова помочь тебе в чем скажешь в любую минуту. Тебе необязательно быть для этого в моих руках.
Тут же его скрутила обида, мощная и темная, словно ночная мгла. Он вскочил и отшвырнул ее салфетку, опрокинув чашку с водой.
— Да, я в твоих руках, Джессика. Вы с дядей своего добились. Только кое-чего не учли!
— О господи! Ты опять! Что с тобой сегодня, Фил? Какая муха укусила тебя с самого утра?
— Не смей называть меня Филом! Только она может так называть меня!
Он остановился, переводя дух. Что он опять говорит?! Все его женщины называли его Филом и больше никак. Джессика была единственная, кто звала его Филиппом, и именно поэтому это казалось необычным.
— Извини, Джессика. У меня едет крыша. Извини. Просто я взбешен. И обижен на тебя.
— На меня? Но за что?
— Ты сама знаешь.
— За то, что я докучаю тебе своей… своей любовью? Но я…
— Нет. — Филипп прошелся по кабинету. Голова сильно кружилась. Он снова опустился в кресло возле нее. — Скажи мне честно, ты врешь?
Она села перед ним на корточки, схватила его руки и прижала к своей груди. Маленькой, аккуратной груди, такой же, как у Селин…
Филипп скрипнул зубами.
— Ты врешь мне хоть в чем-нибудь?
— Нет! Филипп, как ты мог такое подумать?! В чем я могу тебе врать?
— Твой дядя мечтает поженить нас. И сцапать мою фирму.
Она резко покраснела:
— Какая чушь! Как это могло прийти тебе в голову?!
— Нет, это я должен сказать: какая чушь, и как это вам могло прийти такое в голову?
— Но кто тебе об этом сказал? Сеймур? Ты же знаешь его…
— Мне сказал об этом президент холдинга. Он сделал мне недвусмысленное предложение, чтобы я сделал тебе предложение.
Она закрыла лицо руками и ахнула. Несколько секунд Филипп молча смотрел на нее, прикидывая в уме, играет она сейчас или нет.
— Ты знала об этом?
— С ума сошел?.. Ах господи, как стыдно!
— Точно не знала?
Она вдруг изменилась в лице.
— Он что, продает меня в обмен на германский рынок сбыта?
— Очень может быть.
— Мой дядя! Мой двоюродный дядя готов продать меня замуж ради приобретения акций?
— Мне показалось, что акции он собирается приобретать независимо от того, поженимся мы с тобой или нет. А также независимо от моего согласия.
Джессика еще раз ахнула, услышав, как просто он сказал «поженимся мы или нет».
— Мы с тобой… А ты что ему ответил?
— Я ответил, что понял его.
— И все?
— Джессика, ты хочешь знать, обещал ли я ему жениться на тебе?
Она вытянулась:
— Да.
— Нет, не обещал.
Она чуть заметно погрустнела.
— И что теперь будешь делать?
— Еще вчера я собирался придушить тебя за то, что ты со мной так изощренно играла.
— Фил, я не…
— Знаю, знаю. Я думал, что все наше с тобой знакомство — провокация чистейшей воды.
— Да ты что! — В ее глазах были слезы.
— Ладно, прости. Но вчера я не на шутку на тебя разозлился. Думал, вы с дядей все подстроили.
— Дядя! Да он же опозорил меня! Господи, как все просто! Как просто сломать человеческую судьбу ради денег!
— Кому это он сломал судьбу? — недоверчиво спросил Филипп.
— А ты думаешь… — она снова покраснела, — ты думаешь, после того как мы с тобой так походя обсуждали все… все… щекотливые вопросы наших отношений, мне будет легко общаться с тобой? Думаешь, мне будет легко смотреть в глаза тебе, когда я знаю, что за моей спиной вы с дядей говорите о нашей свадьбе?
Филипп отмахнулся:
— Да какая там свадьба! Перестань, о чем ты!.. — Опомнившись, он резко выдохнул: — О, Джессика, прости! Что я говорю!
Она пожала плечами, словно ее передернуло:
— Ничего особенного. Ты говоришь правду.
— Прости. — Филипп взял ее руки в свои и вдруг начал целовать их. — Прости меня. За все мои нелепые подозрения, за мою грубость, за мою нелюбовь… Господи, какой я идиот! Не слушай меня…
Она не смотрела на него, она смотрела в стену. Губы ее дрожали.
— Ничего. Ничего, я подожду. Я умею ждать.
Где-то он уже слышал эти слова. Ах да! Он тоже собирался ждать, когда Селин согласится выйти за него замуж.
— Я подожду, когда это у тебя пройдет.
— У меня это не пройдет, Джессика. И я скоро уеду навсегда.
Она встала с колен и прошлась по кабинету — от окна до двери.
— И поэтому ты… сегодня пришел и сказал, чтобы он готовил документы?
— Я хочу продать ему фирму. Она мне осточертела.
— Филипп, но это же дело всей твоей жизни!
— Я не думал, что ты станешь меня отговаривать.
— Но я же знаю, как тебе больно будет с ней расставаться!
— Ну и что? Я больше не хочу держать руку на пульсе, я устал от вашего города. Я хочу домой, я привез сюда Селин, и теперь мне будет трудно уговорить ее вернуться… Так что пока фирма приносит мне одни лишь разочарования.
Джессика задумалась. Теперь она пропускала мимо ушей все, что он говорил о Селин или вообще о личной жизни, она напряженно о чем-то размышляла, измеряя шагами кабинет.
— Слушай, Фил! Если я немного потяну время, ты сможешь, скажем, сделать так, чтобы… ну… спрятать активы фирмы?
— Зачем? — опешил он.
— Просто… Ты же знаешь, можно сделать так, что мой дядя не сможет дотянуться до тебя. Но для этого надо, чтобы на какой-то срок он перестал держать все твои дела под жестким контролем… Я могу потянуть время.
Филипп искренне изумился:
— Джессика, зачем тебе надо помогать мне?
— Видишь ли, милый мой… Не то чтобы я хотела помочь тебе, просто насолить дяде будет теперь для меня делом чести.
Филипп присвистнул и откинулся в кресле.
— Не знаю. Право слово…
— В любом случае не советую сейчас идти к нему со своим предложением о продаже акций. К тому же у тебя лицо разбито. А послезавтра Рождество.
