другой9, — он убирает руку, и только тогда мои легкие прочищаются. — Я разбираюсь в татуировках. Однажды я был весь в них. Скандинавские руны. С головы до ног.
Я бросаю взгляд на его предплечья, демонстрируемые закатанными рукавами. Они мускулистые и сильные, такие предплечья, от которых у любой девушки потекли бы слюнки. Но на нем нет никаких следов татуировок. Его кожа бледная, незапятнанная, безупречная.
— С головы до ног? — я задаю вопрос.
Он кивает.
— Да, — задумчиво произносит он, теперь его глаза прикованы к воронам на моей икре. — В то время это было принято.
— И ты их все удалил?
Его глаза поднимаются к моим, мрачно сверкая.
— Не совсем.
Я сглатываю.
— Ты меня отпустишь?
Мгновение он смотрит на меня, не моргая, приподняв одну черную бровь, похожую на вопросительный знак на его красивом лице. Меня бесит, что я все еще нахожу его привлекательным после всего, что он сделал.
Он приподнимается на кровати, из-за его гигантского тела матрас съезжает набок, и кладет холодную ладонь мне на щеку, мои глаза непроизвольно закрываются от этого прикосновения, его рука охватывает всю половину моего лица.
— Я не могу, — шепчет он мне, от его голоса моя кожа трепещет от удовольствия. — Я не знаю, сколько ты стоишь.
Я резко открываю глаза и нахожу его взгляд всего в нескольких дюймах от себя.
— Ты сказал, что дело не в деньгах!
— Верно — говорит он. — Деньги — это не единственная валюта. Ты изучаешь историю. Ты должна это знать.
— Ты продаешь людей. Кому? Другим людям? Рабство?
Он бросает на меня сухой взгляд.
— Поверь мне.
— Поверить? Ты привязал меня к гребаной кровати в каком-то долбанном особняке с привидениями. Ты похитил меня, не знаешь, что со мной делать, но ты наемник, так что…
— И мне нужны гарантии того, что я получу взамен на тебя, когда отдам людям, которые, скорее всего, тебя убьют.
Страх сжимает мое сердце.
— Что? — шепчу я, паника охватывает меня.
— Ох, — говорит он, выглядя слегка удивленным, прижимая руку к груди. — Ты заставляешь меня чувствовать себя так, будто я уже предал тебя, — он наклоняется. — Помнишь, я говорил раньше, что ты недостаточно напугана? Похоже, теперь так оно и есть.
Я смотрю на него, чувствуя, как ярость захлестывает меня, как бензин, подлитый в костер, пламя разгорается вдоль каждой ветки.
— Ты монстр, — практически рычу я.
— Я никогда не доказывал обратное, — огрызается он. Затем наклоняется к прикроватному столику и достает старинное ручное зеркальце, показывая мне мое лицо. — Но видишь ли ты теперь, что делает с тобой гнев и стремление остаться в живых?
Я смотрю на свое лицо.
На полумесяцы в моих глазах.
Не просто полумесяцы, а убывающая луна.
Я помню, мама всегда говорила, что это значит.
Время перемен, перерезать веревки, прогнать лишнее.
Почему они у меня в глазах?
— Это не наркотики, лунный свет, — говорит Абсолон, зная, о чем я хотела подумать в этот момент. — Но я тоже не могу этого объяснить. Если только слухи не верны. И если они верны, то следующие стадии могут быть интересными. Поэтому, я не освобождаю тебя, не отпускаю, и не передаю тому, кто больше заплатит… пока что.
Затем, держась одной рукой за зеркало, он наклоняется и проводит пальцем по моей верхней губе. Меня так и подмывает укусить его, но по горячему, почти игривому выражению его глаз я понимаю, что он это знает. Вероятно, он хочет, чтобы это произошло.
Он кладет палец на мою верхнюю губу и приподнимает, показывая клыки, чтобы они были видны в зеркале.
Я задыхаюсь.
Мои зубы не только в целом кажутся ярче и белее, чем когда-либо, но и клыки стали острыми. Очень острыми. Они не кажутся такими острыми во рту, но когда я смотрю на них в зеркало… я выгляжу как гребаный вампир.
Что-то глубоко внутри меня, погребенное в этом колодце, бурлит.
Это мрачное, болезненное чувство.
Просто услышав это слово в своей голове, я чувствую себя плохо.
Вампир.
Я поднимаю взгляд на Абсолона, и он медленно кивает головой за зеркалом.
— Возможно, тебе следует прислушаться к слову, которое ты не хочешь слышать.
Мгновение я смотрю на него, и вся нелепость происходящего проникает в меня, затем я смотрю в зеркало, проводя кончиком языка по зубу.
Вампир.
И теперь, когда снова смотрю на Абсолона, я знаю, кто он такой.
Он вампир.
Бред.
Полный бред.
Вампиров не существует. Просто еще одна вещь, которую люди придумывают, чтобы объяснить необъяснимое.
Но… он вампир.
Я раздвоена надвое, борюсь сама с собой, потому что, с одной стороны, я хочу в это верить, я хочу предаться этой фантазии, потому что это многое объяснит. Чтение мыслей, силу, скорость, и это также объяснит другие вещи, для которых у меня нет доказательств: его бледную кожу, его темный дом, его гипнотизирующий взгляд, его склонность к крови, тот факт, что у него когда-то были татуировки, а теперь их нет.
С другой стороны, нет.
Нет.
Ничего подобного.
О, я верю в сверхъестественное. Правда. Я верю в привидения. Верю в духов и демонов, а иногда и в ведьм, по крайней мере, в очень приземленном смысле. Но вампиры? Нет. Они не являются чем-то единым. Если Абсолон верит, что он вампир, тогда это совсем другая история. Многие люди так сильно хотят быть вампирами, что верят, будто они одно целое, хотя на самом деле у них просто не все в порядке с головой.
— Пока ты споришь сама с собой, — говорит он мне, убирая зеркало. — Давай проведем небольшой эксперимент, чтобы посмотреть, сможем ли мы ускорить процесс. Чем скорее ты поверишь в это, тем больше у тебя шансов все пережить, — он замолкает. — Кроме того, мне любопытно. Прошли сотни лет с тех пор, как что-то привлекало мое внимание так, как это сделала ты.
Я пристально смотрю на него. Сотни лет?
А потом он улыбается, показывая мне клыки, такие же, как у меня, и протягивает руку. Я смотрю на мягкую внутреннюю сторону его предплечья, на мгновение восхищаясь силой и чистотой его кожи, прежде чем замечаю темную вену, бегущую посередине, полную крови. Клянусь, я даже слышу, как шумит кровь, чувствую дрожь.
Он тянется назад и достает пару ключей от машины, но это старые ключи, такие, которые подходят к винтажному автомобилю «Форд», а на брелке — черный швейцарский армейский нож. Он ловко открывает его, демонстрируя лезвие, на котором отражается свет свечей.
Одним быстрым движением он рассекает лезвием вену,