– Какую тему? – с иронией приподняла бровь.
– Вам противопоказана близость с мужчиной, – выпалил он почти бесстрастно.
– Правда, что ли? – ухмыльнулась, склонив голову на бок. Вероятно, не такой реакции ожидал от меня доктор. Вон как взгляд сузился, и сумку сжал так, что костяшки пальцев побелели.
– Вы же не стали так рисковать своим здоровьем? – почти угрожающе навис надо мной доктор.
Смотрите, какая цаца, одну кузину целует, а другую ревнует. Хотя подождите, что это за разговор такой у них был, что такая щекотливая в этом мире ситуация обговаривалась? Малышка Рин, а ты случаем не предлагала себя этому напыщенному индюку? Мне стало не по себе, в памяти ничего не находилось, но помнила я далеко не все.
– Вообще-то у меня жених есть, – развела руками в стороны, будто снимая из себя полномочия.
Так трудно было не засмеяться, когда он сначала побелел, затем покраснел, а после и вовсе скрипнул зубами.
– Вы понимаете, что такими действиями обесчестили свой род! – запричитал он, возомнив себя кем-то большим, чем просто доктор.
– Пока что я не обесчестила даже мелкую букашку, доктор, – заверила его с иронией, смотря на его штаны. Украсть первый поцелуй у подростка Анри не в счёт, ибо это во сне было. Да и совесть не гложет, почти.
– Ваше здоровье все хуже, вы набираете вес, – укоризненно произнес доктор, наверное, припомнив, что он мне не папочка.
– Я прекрасно себя чувствую, так что этот вопрос скорее к вашей компетентности, доктор, – ответила ему ничуть не вежливей. Какой женщине в своем уме понравится, когда ей скажут, что она поправилась? Фу, таким быть! Так же и сковородкой можно в лицо схлопотать или ещё каким предметом, что под руку попадётся…
– Думаете, я слепой? – резко охладел Стефан. – На спине отеки, и они приносят вам боль, которую вы неумело пытаетесь скрыть. Ваш образ жизни вас убивает, медленно, но верно. Если так продолжится, даже ещё одна операция не спасет вас от последствий.
– Я ничего не скрываю, – перебив его, раскинула руками в сторону, в примирительном жесте, – а вы, доктор, скрываете?
Мой вопрос заставил его нахмуриться, но взгляд он не отвел. Он возомнил себя белым и пушистым, но это не так.
– Если понадобится, я сам поговорю с графом, – явно принялся угрожать доктор, свирепо смотря на меня. – Объясню, что вы не в состоянии выполнять обязанности графини и не подходите на эту роль.
– Это вам Сью нашептала, когда вы целовались? – не удержалась от укола. Вот что ещё удумал, на роль графини я не подхожу! А ничего, что я и сама графиней быть не хочу? Я даже не уверена, что замуж хочу, а тут графиня и какие-то ее обязанности. Какие ещё обязанности?
– Вы видели? – холодно сказал доктор, но не стал оправдываться.
– Да вы и не особенно таились, – подметила с иронией. – Так что это было, доктор? Вы утешали малышку Сью после того, как она покалечила служанку? Это же такой стресс, такой стресс… Или вы банально воспользовались нервным состоянием прекрасной леди? Ай-ай-яй! Как так можно? Как так можно?!
– Прекрати! – неожиданно шикнул на меня мужчина, впрочем, не испугав совсем. Я нарывалась, открыто и бесповоротно, словно ревновала его. Как будто старая Рин вернулась в это тело и до скрипа зубов и истерики не желала отдавать своего возлюбленного кузине.
– Поезд ушёл, батенька, да и вы бросились на соседний, не уточнив, в какую сторону он идет, и, так сказать, осквернили его шпалы, – сказала скорее себе, чем ему, пытаясь унять свои совершенно неуместные чувства.
– Что? – не понял доктор про поезд.
– Вам пора идти, – повторила по-другому и даже махнула в сторону двери.
Меня вот-вот переедет соседний поезд, а я все ещё думаю об ушедшем, типичная барышня, которую отвергли. В дверном проеме показалась Элла, а доктор поспешно ушёл, оставив ее в легком недоумении.
– Я устала, Элла, пойду спать, – бессовестно соврала, стараясь, чтобы она побыстрее подготовила меня ко сну.
После купания и переодевания в ночную рубашку, я даже попричитала, что мне обязательно нужно обновить гардероб, пришлось натянуть до пяток пуританское одеяние и позволить уложить себя в кровать. Отсчет времени, кажущегося бесконечным в ожидании, пошёл. Если меня и грело предвкушение от встречи, то спустя несколько часов я пыхтела от гнева, перекатываясь из одной части кровати в другую. Спина ужасно болела, и мне было неудобно сидеть или лежать на спине. В час ночи злость уступила место беспокойству. Анри не стал бы писать такого письма, если бы на самом деле не собирался со мной встретиться. Значит, что-то случилось, из-за чего он не пришёл. Беспокойство грозило перерасти в тревогу, если бы не моя беспомощность, я бы, наверно, сама пошла его искать, как бы по-дурацки это не звучало.
Ближе к двум я пришла к выводу, что, если бы с Анри что-то случилось, и встреча отменилась, Маркус сообщил бы мне. Затем решила, что второсортный злодей и не собирался приходить. Да и как он мог оказаться так поздно ночью в моей спальне? Может записка значила что-то другое, а я просто не поняла? Сладко зевнув в ладонь, сдалась и, улегшись на живот, уснула. Увы, даже во сне от Анри я не смогла убежать.
Сон снова повторился, крыша и до трепета в груди милый и молодой Анри… Что ещё нужно, чтобы все заботы ушли на задний план? Сколько бы «кошмары» не повторялись, чувства взывают такие же сильные, как и в первый раз. От дрожи из-за холода, до трепета и возбуждения при поцелуе. К тому же эмоции от кошмаров такие сильные, что недавние уходят на задний план и вообще все реальное исчезает. Вот сон, вот реальность и они, по сути, неразличимы. Может, это всё-таки сон? Я не хотела отпускать Анри, молодого, невинного и настоящего. Да, чёрт побери, я не хочу отпускать любого Анри, взрослого или ребенка! Я словно влюбилась, чего не делала с самой школы. Опыт влюбленности у меня есть, и что-то мне не хочется повторять ее итог. Один раз мне уже растоптали сердце, хватит!
Но почему я все равно тянусь к нему, не желаю отпускать? То, что твердит разум, не слышит остальное тело?
– Анри! – зову его, так постыдно и испуганно, что неудивительно, как неодобрительно смотрит на меня Элла после таких пробуждений. Да и отец слышал, как я зову Анри каждый день. Я веду себя как одержимая, но при этом всем говорю, что это не так и никаких чувств к нему у меня нет.
Но мне по-прежнему не хочется просыпаться, оставлять его. Даже наяву я вижу взволнованное лицо моего злодея, я хватаюсь за него, точно за спасительную соломинку. Покрываю его лицо краткими поцелуями, ухватившись за его шею, шепча от радости его имя. Теперь это просто сон? Или продолжение кошмара? А какая разница? Я целую его с нежностью, и он отвечает мне, чуть помедлив. От него пахнет дождем, немного конским потом и еле уловимо одеколоном с древесными нотками. Губы слегка холодны, как и шея, за которую я его схватила. Медленный и томно нежный поцелуй с каждым мгновением становится жарче и требовательней не по моей инициативе. Широкая мужская ладонь придерживает мою спину, укладывая обратно на подушки. Подушки? Какие ещё подушки? Откуда…? Мысли куда-то улетают, кое-кто становится куда напористей и требовательней. По телу проходят волны мурашек, внизу живота все скручивается в узел от одновременно болезненного и приятного ожидания. Когда же он, взобравшись на кровать, коленом раздвинул мне ноги, изо рта вырвался приглушенный стон. Лицо опалило его тяжелое дыхание на мгновение, и то, что поцелуй прекратился хоть на мгновение, отрезвило меня. Это не может быть сном или его продолжением. Резко открыла глаза, с трудом различая очертания своей комнаты, а главное Анри напротив.
