Да, я бы была лгуньей, скажи, что домище не произвёл на меня впечатления. Здоровенный, красивенный… с внутренним и внешним бассейном, игровой комнатой для молодёжи, небольшим кинотеатром, тренажёрным залом… обзорной комнатой на пике дома… Нечто запредельно сумасшедшее, но, однозначно, интересное.
— Огромный дом. Как вы его держите в чистоте, ведь почти всегда в городе?
— Здесь живут две семьи. И работают, и следят за домом.
— А где они сейчас?
— На время моего приезда, перебираются в гостевой дом, — Громов махнул на домик скромнее, прилепленный к торцу основного.
— Понятно, — покивала, но без корысти прикинув, насколько богат Герман, если мог себе такое позволить.
— Озеро, лес, река, — уже на улице широким жестом обозначил местоположение Громов. — И конечно летняя кухня, несколько построек под хоз. нужды… — кивнул на открытую беседку.
Рядом уже дымили барбекю и мангал. Но к удивлению посторонних в нашей тусовке и правда не было. Неужели богатеи собирались сами готовить?
Как бы дико не звучало, но да!
И Жека, и я, и родители Марины — мы все приняли участие в приготовлении.
Пока я вертелась на летней кухне, помогая с нарезкой и нейтрально болтая с Ниной, мамой Марины, близ дома раздались приветственные крики.
В резные стенки беседки увидела сияющего от счастья Жеку и улыбающегося Русю, обнимающего одной рукой Марину.
— О, молодёжь, — и Нина заметила ребят.
— Да, такие… милые и красивые, — улыбнулась я, отчего себя ненавидя. За то, что они и, правда, смотрелись отлично — Рус и Марина. А мне от этого больно… Или за то, я ни в чём неповинную девушку с чего-то невзлюбила.
Не имела на это права и всё же…
Как последняя идиоткаревнивица стала высматривать в ней недостатки: бледная, худая…
Парни, словно дикари, приветствовали друг друга широкими объятиями и какими-то потолкушками, кто кого переборет.
А Марина чуть в стороне смеялась, чтобы лоси не зацепили своими дикими игрищами. Только парни разошлись, Жека к ней шагнул, обняться, а Громов старший сына в сторону отвёл, придержав за плечо.
Понятно, выговаривал…
Руся Жеке и Марине коротким махом головы, дал понять, не ждите.
— Ну всё, — шепнула мне заговорщически Нина, — теперь будет весело. Молодые — нечета старичкам, — дружески хмыкнула, намекая на мужа и Германа, и поспешила навстречу дочери.
Я тихушничала до последнего. Взялась заниматься мясом, нанизывать его на шампура. Специально, чтобы не быть в общей толпе… Мне лучше на кухоньке летней. Под навесом. Подальше от глаз… Руслана и других.
И пока Громов с Николасом, отцом Марины, занимались жаркой, я с большей радостью готовила шампура. Нина сервировала стол, а молодежь в сторонке… толкалась и заразительно смеялась.
— А где можно ополоснуть руки? — уточнила я, удерживая ладони, как хирург перед операцией.
— Рус, — окликнул Герман сына, и только Руслан среагировал, Громов добавил: — покажи Лизе, где руки помыть.
Он был непреклонен: покидать место возле мангала не собирался. По его словам — готовка мяса на живом огне — чисто мужское дело. И как хозяин собственноручно за этим следил…
— Так вон дом, — невнятно кивнул Руслан, на меня даже не посмотрев.
— Ру-у-ус, — протянул с металлом в голосе Громов.
— Мне не сложно, я сама, — попыталась смягчить момент.
— Лиз, ну что ты опять врубаешь независимость?! — усмехнулся Громов. — Позволь за тобой поухаживать. Рус, — кивнул красноречиво сыну. — Проводи, — непререкаемым тоном со стальными нотками. Даже мне показалось, что это не просьба. Молчаливо повоевав с отцом, Руслан всё же примирительно кивнул:
— Конечно, пойдёмте, Елизавета Сергеевна, — бросил елейно с изрядной порцией яда, а в глазах смертельный приговор.
— Не обязательно провожать, — шикнула ему уже несколькими шагами на удалении от всех. — Просто скажи, куда идти, — цедила сквозь зубы. Но парень прямолинейно шагал к дому. Шла за ним как на убой. И молилась, чтобы ноги не подвели.
— Это кухня, — без эмоционально махнул Рус в сторону от входной двери. Я вообще-то помнила, из экскурсии Громова, но благоразумно промолчала. Сын Германа был зол, хоть и скрывал это под маской циничной исполнительности. — Но можно до уборной пройтись, — повернулся и так красноречиво на меня посмотрел, что чуть не шарахнулась с причитаниями и криками о помощи.
— Нет, спасибо, — холодно отрезала и, не дожидаясь следующих язвительных реплик, свернула на кухню. Врубила воды…
Чего греха таить?!
Столько перебрала мыслей с дальнейшими вариантами развития событий от идеального — Рус просто ушёл, да развратного — сейчас попытается по обычаю либо угрозами плеваться, либо залапать, но Рус, как назло, разрушал все мои мысли на сей счёт. С равнодушным спокойствием порылся в холодильнике. Нашёл бутылку пива. Свернул крышку… и что самое поганое, пиля пристальным взглядом, молча потягивал алкоголь, пока я мыла руки.
Не думала, что это может меня так задеть! Но его безмолвное презрение угнетало больше, чем словесные упрёки и плевки. Я ждала, даже сердце замирало, как ждала прорыва вулкана его обвинений, но нет… Руслан ни слова не обронил. Терпеливо дождался, и с тем же спокойствием проводил обратно.
Милейшая посиделка на природе, прекрасная компания: алкоголь, мясо, салаты, а меня потряхивало от ревности. Нет-нет, да и поглядывала на Марину, выискивая в молодой, красивой девушке недостатки.
Чёрт! Чёрт! Чёрт!
Она очень милая и общительная. Улыбка ясная, чистая. Смех — не раздражающий… И это сущий, душевный Ад отдыхать в замечательной компании умных, приятных людей, при этом давиться завистью, видя как всё отлично у Руслана с Мариной. Чернеть от ревности, потому что ОНА в его объятиях. И с горечью понимать, что ухаживания Германа меня по-прежнему не пронимали.
Моё сердце осталось холодным, и все душевные порывы — мимо.
И в этом не он виноват, а я и мои неправильные, недопустимые желания к его сыну.
— Надеюсь, ты налегаешь на выпивку не из-за того, что компания тебя тяготит? — в поток неутешительных мыслей просочился голос Германа. Громов меня подловил на очередном бокале вина. И верно подмечено — доза, которую употребила, уже превышала мою норму.
— Наоборот, всё замечательно, вот я и расслабилась, — язык тяжко слушался. — Прости, ты прав, больше не стоит, — поставила стаканчик. И опять влилась в беседу родителей Марины. Поглядывала как молодые хохотали и болтали. Жека светился от счастья, Марина казалась совершенно открытой и свободной… беззастенчиво улыбчивой… И Рус словно обо мне забыл.
Даже не знаю, это причиняло боль или радовало?
