– Могу, запросто. Если ты сам будешь себя там нормально чувствовать. Тогда – ничего страшного. Я ж сам туда хожу время от времени…
– Ну ты, – вздыхает, – совсем другое дело. Ты, говорят, и травку покуриваешь, и коксом не брезгуешь.
– Покуриваю, – соглашаюсь, – а что тут такого? А вот нюхать – это очень редко. У меня от него насморк дикий. А жизнь, извини, и так нервная. Так что – как правило – кофейком обхожусь. Крепким…
– Вот видишь, – говорит, как будто укоряет. – А я по-другому воспитан. Пушкин – гений, наркотики – зло…
Я только плечами пожал:
– Каждому свое. Помнишь, где такая надпись красовалась?
– Согласен, – вздыхает. Помолчали.
– А что ж ты, – спрашивает, – если такой умный, сам в похожее вляпался? У тебя ведь, слышал, такие же проблемы?
Теперь уже я вздыхаю и тянусь за сигаретами.
– У меня, Вань, совсем другая история. Просто мы с Машкой в какой-то момент перестали интересоваться друг другом. Типа как – есть и есть. Никуда не денется. Непреложная данность. Почти недвижимость. И – тепла стало не хватать через некоторое время. Мы просто замерзли, понимаешь? Вот и пытались греться, кто как мог. Подручными способами…
– И что?
– А ничего. Потом она от меня ушла, и я это понял.
– И сумел вернуть?
Киваю:
– Сумел. Теперь пытаюсь отогреть. Получится – будем жить долго и счастливо…
– А если не получится?
– А не получится, – злюсь, – значит – не будем. Но лично я – в лепешку расшибусь…
– Да, – вздыхает, – ты можешь…
Еще помолчали.
– А вот у меня, – снова вздыхает, – не получается. Я – и так и сяк. Несу ей домой цветы, думаю, сейчас обнимет, поцелует. А она: «Вань, ну зачем, и так ставить некуда». А я молчу. Потом уматывает в свою тусовку, а я ложусь на диван – знаешь, как старый пес башку на лапы кладет в ожидании хозяина – и телевизор смотрю. Любую хрень. Лишь бы время убить…
Меня аж передернуло:
– А сюда, приходить не пробовал?
Он только плечами пожал:
– Да ей здесь у вас не понравилось. Говорит – какие-то замороченные вы все. Трехнутые на своем интеллектуальном превосходстве. Скучно, говорит, с вами. А одному-то какой смысл идти? Я и так повсюду один – и на работе, и в командировках. Теперь вот – и дома тоже.
– Ну и дурак.
– Наверное, – соглашается…
И сидит, молчит. В окно уставился – там люди ходят, машины ездят, огоньки перемигиваются. А у меня у самого что-то так муторно на душе стало, что чуть водки не заказал, несмотря на то, что пить фактически бросил.
Так – пивка чуть-чуть.
Иногда – бокал вина, желательно, красного.
Тут, к счастью, Русланыч с Лысым ввалились.
– Димон! – орут, Ване только кивнув слегка, типа, поздоровались. – Ты в курсе, что у рокеров наших концерт во МХАТе?! В акустике! Офигеть, классиками скоро станут! Так что давай звони Сашке, пусть контрамарки подгоняет!
– Ща, разбежались… Звонить им… А кто мне в прошлую пятницу три пинты «Гиннеса» проспорил?
Ржут:
– Базара нет, сейчас и проставимся…
Я поднялся и пошел к ним обниматься.
Это – мои друзья, и я их люблю.
А он вздохнул, заказал себе еще пива и опять уставился в мерцающий экран телевизора…
Римская фотография
Она у меня до сих пор висит, чуть ли не на самом почетном месте. Причем, я, признаться, и сам не до конца понимаю, с каких таких дел.
Просто – висит, и все.
Наверное, дорога́ почему-то.
А так – черт его знает…
…Нет, наверное, ничего безумнее, чем одинокий, в меру пьяный и безмерно депрессивный русский в холодном, прозрачном и праздничном предрождественском Риме.
Испытано, что называется, на собственной шкуре.
Она у меня вообще что-то в последнее время стала слишком часто становиться объектом сомнительных и небезопасных с точки зрения психического здоровья экспериментов.
А всего-навсего – с женой в очередной раз поссорился…
Правда, на этот раз – всерьез.
До хрипоты.
Да что там «до хрипоты»…
До очередного «развода»…
Психанул, забронировал ночью по интернету номер в своем любимом отеле на улице Четвертого ноября, купил билеты на утренний аэрофлотовский рейс – да и улетел. Благо шенгенская мультивиза позволяет…
Вещей у меня с собой, разумеется, не было.
Откуда…
Вот еще, вещи собирать – в таком-то депрессивном состоянии…
Ничего, кроме денег, паспорта и билета с открытой датой возврата. И – как потом, уже в Риме, выяснилось – хорошего такого пакета с забористой голландской коноплей в правом кармане джинсов.
Ее еще почему-то «гидропоникой» называют. То ли сорт такой, то ли – способ выращивания…
Вот было бы весело, кстати, если б на таможне замели.
Обхохочешься.
Но таможенник только посмотрел на мою слегка опухшую рожу и поинтересовался целью поездки.
– С женой, – говорю, – посрался. В хлам. В лоскуты. Вот и не нашел ничего лучшего…
Он только головой помотал:
– Дети-то у вас хоть есть?
Я по карманам куртки себя похлопал, сигарету достал и только тогда вспомнил, что в Шереметьево курить запретили.
Вздохнул тяжко, засунул источник живительного никотина обратно в пачку.
– Да нет… Надеюсь, что пока, а так – бог его знает. Особенно после вчерашнего…
– Везет тебе, – вздыхает в ответ. – Если б у меня такая возможность была, я б от своей мегеры не то что в Рим, в Антарктиду бы свалил. К пингвинам, мать их так за лапы перепончатые. Хвосты им крутить. Только как потом спиногрызам в глаза смотреть буду? Трое их у меня, понимаешь…
– Сочувствую, – жму плечами. – Только у меня, брат, сейчас, извини, другие проблемы. И даже тот медицинский факт, что у пингвинов напрочь отсутствуют хвосты, мне – ну совершенно не помогает…
– Да я понимаю, – улыбается. – Нажрись там как следует. Может, и полегчает…
– А вот это, – киваю, – обязательно…
На том и попрощались.
Да и бог с ним.
Прилетел, поселился и вдруг понял, что делать мне здесь – ну абсолютно нечего. Да к тому же еще и каждый переулок о Машке напоминает. Мы их с ней все пешком исходили.
Самый главный в нашей жизни город…
