— Тот, кто захочет использовать Ника, значительно осложнит себе жизнь. — Ледяное спокойствие Джексона подчеркивало серьезность угрозы. — Вам известно, как это происходит. Я не могу помешать вам вторгаться в мою жизнь, но его жизнь закрыта наглухо.
Фотограф вздохнул, но Тейлор про себя решила, что он доволен. Он протянул Джексону вторую пленку. Через десять минут он получил документ, подтверждающий его эксклюзивные права, и исчез. Джексон тут же позвонил в охранное агентство и потребовал проверить работу сигнализации немедленно. Затем он прижал удивленную Тейлор к себе и принялся целовать так, что она тут же забыла обо всем на свете.
Когда Ник ушел спать, Тейлор отправилась на поиски мужа. Он у себя в кабинете рассматривал первую страницу старой газеты. Тейлор мгновенно узнала эту газету.
В ярости она вырвала у него газету.
— Ради чего ты так себя мучаешь?
Этот образчик пакостной журналистики обвинял Джексона в смерти Бонни, утверждая, что домашнее насилие ввергло ее в суицидальную депрессию. Сощурившись, она осмотрела помещение и увидела на столе Джексона другие газетные вырезки.
— Иногда я спрашиваю себя, мог ли я ее остановить.
Тейлор схватила коробку с вырезками, подошла к стоящему в углу агрегату для резания бумаги и принялась запихивать туда вырезки.
— Вот что я думаю об этом дурацком предположении!
Она была так рассержена, что ее руки тряслись. Как же она ненавидит Бонни! Эта женщина причинила Джексону такую боль, что он, может быть, уже не научится доверять женщинам и не сможет полюбить ее, Тейлор. Не то чтобы она хочет осложнений, связанных с любовью… Или все-таки хочет? Хочет ли она, чтобы сердце Джексона Санторини вновь сделалось способным на чувство? Совладает ли она с такой страстью?
— Тейлор, ты не знаешь…
— Это ты таскал ей наркотики? Это ты подыскал ей любовника?
Она буквально рубила слова. А про себя она кляла фотографа, который одним своим присутствием воскресил прошлое.
Джексон поджал губы.
— Не касайся этого.
Тейлор закончила резать и повернулась к Джексону, отшвырнув пустую коробку.
— А почему? Давай выясним все, прямо здесь, прямо сейчас.
— Зачем?
Никогда его голос не звучал столь угрожающе.
— Ты видишь меня? Теперь я твоя жена, а не Бонни.
— Что же ты хочешь знать?
Она обошла вокруг стола и уселась к нему на колени, испытав облегчение, когда его рука обняла ее талию.
— Почему ты сердишься?
Ей было неприятно, потому что гнев делал Джексона холодным. До сих пор она не сознавала, насколько важным стало для нее внимание, которое он ей уделяет.
— Это тебе показалось.
Он все еще злился.
Джексон не понимал, с чего это он вдруг позволил ей увидеть свое настроение. Он не хотел выдавать недовольство тем, что разумный ответ Тейлор журналисту стал ударом по его чувствам. Наверное, дело в том, что ему нужно от жены больше, нежели практический разум и логика. Будь проклята эта внезапная ранимость!
— Ты мне расскажешь?
— Нет.
После мгновения полной тишины Тейлор подняла голову и толкнула Джексона в плечо. Он крепко сжал ее, изумленный сверкающим гневом в ее голубых глазах.
— Ну и носись со своими тайнами, мне все равно! — Слишком поздно Джексон вспомнил о том, что у его маленькой жены бурный темперамент. — Я только хотела защитить тебя, и вот что я за это получаю!
Защитить его?
— Большого, угрюмого мужчину, который меня не ценит. Которому наплевать, что я только хочу кинуть хищникам кусок, чтобы они не набросились на моего мужа. Который без всякой причины злится на меня!
Она хотела было продолжать, но Джексон закрыл ей рот поцелуем, не зная, как еще остановить эту тираду.
Тейлор не захотела пойти ему навстречу и отвернула голову.
— Нет, Джексон Санторини, не надо меня целовать, когда я вне себя! Ты не заставишь меня забыть, что я обиделась на тебя!
— Cara mia. — Его умиротворило ее признание. — Я не догадался, что ты хотела таким образом защитить меня.
— Я так переживала за тебя, что даже не думала про Ника.
— У тебя не было причин предполагать, что они пойдут на такую низость, как использование ребенка.
— Это слишком грязные твари. — Тейлор скрестила руки на груди. — Я не могла позволить им замарать нас. Наш поцелуй попал бы в желтые газеты.
— Ты права.
— Так что нечего злиться на меня за то, что я нас защитила.
— Я не буду.
Долгие мгновения Тейлор смотрела на него, потом крепко обняла.
— Я не Бонни, и не смей думать обо мне так, как о ней. Понял?
Джексон кивнул. Эта вспышка не имела ничего общего с выходками его первой жены.
— Мои извинения, mia moglie[7].
— Ты знаешь, как со мной управиться, когда вот так переходишь на итальянский, — проворчала Тейлор, но ее взгляд потеплел.
Он действительно знал.
— Что для тебя сделать, cara?
Он поцеловал пульсирующую жилку на ее шее.
Тейлор внезапно отстранилась.
— Что она тебе сделала?
Не могло быть сомнений в том, о ком она говорит.
— Ты знаешь. Весь свет знает.
Тейлор покачала головой.
— Было что-то еще, до чего не докопались газеты. Что-то ужасное. Расскажи мне.
Воспоминание придало хрипотцу голосу Джексона.
— А если я откажусь?
— Я не могу тебя заставить. — Она дотронулась до его щеки ладонью, такой теплой и мягкой, что у него заныло внутри. — Но я хочу, чтобы наш брак получился, а для этого я должна знать тебя. Мне нужно понимать тебя.
Джексон подумал: а чему это может повредить?
— Когда Бонни ввела себе чрезмерную дозу, она была беременна нашим ребенком и знала об этом.
Глаза Тейлор наполнились слезами.
— Не буду говорить банальностей; я могу представить твое горе. Но поверь, я сделаю все, чтобы ты забыл о своих душевных ранах.
Джексона не переставала удивлять ее нежная сила.
— Ox, piccola, когда я с тобой, я почти верю, что на свете существует настоящее добро.
Утром, как всегда, принесли газеты. Тейлор уже встала, Джексон находился в душе. Ник еще спал. Стремясь оградить мужа от ненужных страданий, Тейлор просмотрела пачку газет и отыскала газету с их фотографиями.
