– Не раньше чем через месяц. У меня тут дел накопилось.Если хочешь, приезжай как-нибудь на выходные. – Саша и вправду схватиласьза эту мысль как за соломинку.
– Терпеть не могу. Париж в дождливую погоду. Сегодняговорила с одной приятельницей, она только что прилетела. Говорит, погода у вастам – хуже не придумаешь.
– Это правда, погода скверная, – подтвердилаСаша. – Зато в Лондоне было солнечно.
– А у нас завтра снег обещают. Может, на выходные вгоры поеду, покататься.
– Осторожнее там на дороге. Когда тебе приступать кработе? – Саша зевала. В Европе уже была ночь, а в Нью-Йорке – толькошесть часов.
– Завтра. – Татьяна только что не пела от радости.Саша на мгновение позавидовала дочери. Ее жизнь только начинается. А Сашина ужеблизится к закату, такое у нее было чувство. Лучшие годы остались позади. Детивыросли. Артура нет. Ей нечего ждать от жизни, кроме работы. Да еще внуков,которых пока она даже и представить себе не могла. Она попрощалась с дочерью илегла спать. Саша долго ворочалась в постели и не могла выкинуть из головыЛайама. Какой жест с его стороны – прислать ей розы! И глупо. «Это возможно».Она-то знала, что это не так.
Спала Саша вполглаза, снился ей Лайам, она в страхепросыпалась и потом долго не могла заснуть. В девять утра она уже была у себя вкабинете. В Лондоне было еще только восемь. Интересно, чем сейчас занят Лайам.Была суббота, можно было побездельничать, но Саше необходимо было чем-то себязанять. Она получила несколько приглашений на эти выходные, но от всехотказалась. Погода была ужасная, и лучшее, что можно было придумать, – этозанятие делами. Лайам все-таки позвонил. В четыре часа. Саша не сталаподходить, она попросила дежурную сказать, что ее нет и что надо перезвонить впонедельник ее помощнику. А в понедельник утром она предупредит Бернара, чтобыон сам ответил на звонок из Лондона.
Галерея закрылась в шесть, а в семь часов Саша отправилась ксебе. Она взяла с собой пачку журналов по искусству. Ужинать не хотелось, Сашаприготовила себе чай и в который раз решила выкинуть этого Лайама из головы.Она наливала себе чай, когда в калитку позвонили. Звонок все звенел и звенел, иСаша поняла, что привратник уже ушел. Она прошла через двор к калитке, гадая,кто бы это мог быть.
Она заглянула в глазок, но никого не увидела, и кнопкойоткрыла одну створку калитки. Может, это посыльный? Саша распахнула поширеметаллическую калитку и увидела вымокшего насквозь Лайама. На нем был свитер,джинсы, а в руках – небольшая сумка. На ногах были старые ковбойские сапоги, амокрые белокурые волосы висели прядями. Ни плаща, ни зонта. Саша уставилась нанего, не веря своим глазам и плохо соображая, как он мог здесь оказаться. Потомона чуть отступила и впустила его во двор, под козырек.
– Ты мне не велела звонить из Лондона, – лучезарноулыбаясь, сказал он. – Вот я и не стал. Я позвонил тебе из Парижа. Какприлетел, так сразу и позвонил. А сейчас вот подумал, что тебе уже пора бытьдома.
– Лайам, что ты тут делаешь? – Саша была нерассержена, а скорее изумлена и напугана. Она понимала, что ситуация вышлаиз-под ее контроля. И она не знала, что ей делать.
– Прилетел на тебя посмотреть. – Господи, ну чтоон за человек?! На него даже невозможно обидеться! – Со вчерашнего дня нио чем не могу думать – только о тебе. Вот и придумал, почему бы не повидаться?!Я ужасно соскучился. – Она тоже соскучилась, но не могла позволить себе вэтом признаться.
– Розы были прекрасные, – наконец сказала она.
– Были? Ты что, их выбросила? – огорчился он.
– Конечно, нет! Стоят у меня в кабинете. – Обапродолжали стоять под навесом. – Пришлось сказать секретарше, что букетприслал наш новый художник.
– Зачем тебе вообще нужно было ей что-то объяснять? Тысвободная женщина.
– Ни один человек не может быть свободным, Лайам. Я ужво всяком случае. У меня бизнес, дети, сотрудники, клиенты, свои обязательстваи репутация. Я не могу вести себя как влюбленная девчонка. – Она скорееубеждала себя, чем его.
– Но почему? Кстати, чуть не забыл! Почему бы тебе дляразнообразия не походить с распущенными волосами? Тебе бы пошло. – То жесамое сказал ей сын вчера утром. Именно в этих выражениях. Но с Лайамом она понепонятной причине начинала чувствовать себя раскованно. Но об этом она вовсене желала. Саша не собиралась менять свою жизнь и вешаться на шею этомунепутевому переростку. – Могу я пригласить тебя на ужин? – Эти словавызвали в ее памяти жуткий вечер с графом де Сен-Маллори в безумно дорогомресторане с последующим гадким предложением. До чего это все было мерзко! Да,тогда она чувствовала себя оскорбленной, так почему же сейчас она готованемедленно согласиться и отправиться с Лайамом в любую дыру. Напыщенный,рафинированный сноб Гонзаг де Сен-Маллори и этот необузданный, непредсказуемый,безденежный художник… Мысль о предложении одного была ей омерзительна, с другимона без колебаний (если уж быть честной!) легла в постель!
– Давай-ка ты лучше войдешь, и я тебе что-нибудьприготовлю поесть. Погода не располагает к посещению ресторанов. – Сашаповела его по дорожке к дому. – Где ты остановился? – настороженноспросила она. Вот сейчас ответит: «У тебя», – придется его на порог непускать.
– В общежитии художников в Маре, недалеко от площадиВогезов. Я, когда приезжал прошлым летом, там останавливался.
Саша кивнула и проводила его в гостиную. Дом был построен вXVIII веке, мебель тоже была старинная. А вот картины на стенах – толькосовременные. Такое смешение стилей могло бы показаться вульгарным, но только неу Саши. Во всем чувствовался безупречный вкус хозяйки. В комнате был большойкамин, облицованный белым мрамором. Свет давал высокий торшер, который Сашакогда-то купила в Венеции. По всей комнате были расставлены высокие канделябрысо свечами. Она их никогда не зажигала – слишком много возни. Они вошли вгостиную, миновали столовую и оказались на кухне, большой уютной комнате сдеревенской мебелью, гигантским мраморным столом и картинами начинающиххудожников на стенах. Преобладали желтый и оранжевый цвета, что создавалоиллюзию обильного солнечного света. Над столом висела большая венецианскаялюстра. Саша зажгла свет. Здесь было тепло и уютно. Когда был жив Артур, онисидели тут часами! В кухне они проводили больше времени, чем в гостиной. Здесьстояли обитые мягкой коричневой кожей кресла.
– Вот это да! Саша, как у тебя тут здорово! Кто все этообставил?
–. – Она улыбнулась. – У меня тут полная эклектика. Вдругих помещениях дома обстановка более официальная. – Так же было и вгалерее, и в том крыле, где когда-то жил ее отец. Антиквариат и живопись,которую собирал Симон, всегда отличались изысканностью. Но Саше было больше подуше ее жилье. И Лайаму тоже. Он почувствовал себя совершенно естественно –так, словно он уже не раз бывал здесь.
Саша поставила на плиту суп, а пока предложила ему быстрый омлет.Лайам не стал отказываться – оказывается, он жутко проголодался. Не ел с самогообеда.
