А благодаря Куину весь этот жалкий абсурд снова всплыл на поверхность. Она не была обязана что-то объяснять ему, ни за что на свете, но этого требовала гордость.
– А к твоему сведению, я была на втором курсе, когда мы поженились – довольно много времени прошло с окончания школы, а какие бы проблемы не возникли между Скоттом и его первой женой, ко мне они не имели никакого отношения. Он закончил бракоразводный процесс до того, как мы начали встречаться, и я никогда не спала с ним до брачной ночи. Никогда.
– Это интересно, – сказал он так, будто открыто обзывал ее лгуньей.
– Нет. – Охваченная злостью, она повернулась, уставившись на него. – Это правда. Поверь мне, если бы я переспала с ним, то никогда не вышла бы за… – Она оборвала себя, вернувшись в прежнее положение, такая разъяренная, что едва могла говорить.
– Ну, он был достаточно старым, чтобы годиться тебе в отцы. – Он включил поворотник и перестроился, направляясь к съезду с трассы. Они все еще находились в горах, нависавших над городом, расположенным внизу.
– Что, очевидно, и стало первой предпосылкой к женитьбе, – отрезала она. – Мне нужен был кто-то на место отца. Чтобы понять это тогда, мне не понадобилось обращаться к астрологу или психоаналитику. И я чертовски уверена, что не нуждаюсь в том, чтобы слышать это сейчас от тебя.
Через сто ярдов после съезда он свернул на грунтовую дорогу, ведущую к деревьям, и заглушил мотор Камаро. Тишина, наступившая после всего этого грохота и шума, казалась неожиданной и оглушающей. Потом в нее начали медленно проникать ночные звуки: ветер, шевелящий сосновые ветки и играющий листками осин, приглушенный рокот шоссе, которое осталось севернее.
– Послушай, я тебя не осуждаю.
– Совершенно определенно осуждаешь, – разозлилась она.
– Я просто…
– Хватит. Прекрати, – она снова оборвала его, слова ее были острыми от эмоций, наполнявших их. – Ты ничего не знаешь о моем браке. Вообще ничего.
– Так расскажи мне.
– Катись к черту.
«Здурово», – подумал Куин, откидываясь на сидение. Обе руки обхватили рулевое колесо. Он не хотел злить ее.
Или, может быть, хотел. Видит Бог, сам он был очень зол. Это было полным безумием, но после того, как он поцеловал ее и они вернулись на дорогу, он начал думать о ее муже – предмете, который, как он полагал, был выброшен на помойку его сознания много лет назад. Но вот те на: они едут по I-70, а у него перед глазами стоит картинка, на которой старый Хэнсон целует ее так же, как он сам только что ее целовал, только тому не нужно останавливаться. Это вывело Куина из себя.
Действительно вывело из себя.
Но он все равно не собирался касаться этой темы – видит Бог.
Это просто случилось само собой.
– Прости меня, – сказал он и тут же спросил себя, правда ли сожалеет.
Черт. Профессор Хэнсон – ему действительно не стоило начинать думать о старом скряге.
– Ты не знаешь меня. Ты ничего не знаешь о моей жизни. – Ее голос задрожал, и под толстым слоем своего гнева он почувствовал тревожную боль. Да будь он проклят, если хотел довести ее до слез.
– Ты права. Не знаю. – Так почему же его это так заботит? Тысячи других женщин могли появиться в Сиско сегодня после полудня, и он обращался бы с ними с предельным профессионализмом. Но с Реган МакКинни все было по-другому. Всегда.
Через секунду он услышал ее резкий вздох.
– Ты! – воскликнула она. – Это был ты.
Она повернулась на сидении, пораженно глядя на него. Внезапно голос ее перестал звучать так, будто она вот-вот заплачет.
У него было такое ощущение, что он точно знает, о чем пойдет речь.
– Ты украл машину Скотта.
– Виновен. – Он ничего не мог поделать. Ухмыльнулся. Господи, он был таким болваном. Угнал трофейный Мустанг Хэнсона 1966 года. Это было идиотской радикальной подростковой местью. Местью за то, что профессор Хэнсон получил то, чего не смог получить Куин – Реган.
– Как ты мог? – Она казалась потрясенной. – Как ты мог украсть его машину? – Каким-то образом он понял, что она интересовалась не техническими подробностями. – Он любил ту машину. Она была уникальна, настоящая классика.
– Трофейная машина, – признал Куин, обращая взгляд к ней. – Трофейная жена. Он и тебя любил?
Даже в темном салоне, где только луна освещала ее лицо, он увидел, как она покраснела.
– Я не собираюсь обсуждать с тобой свой брак. Не сейчас. И никогда.
– Ну и ладно.
Проклятье. Восемьдесят четыре дня – именно столько он провел в костяном захоронении Уилсона в Рэббит Вэлли. Восемьдесят четыре самых важных в жизни дня, несмотря на то, что тогда ему было только шестнадцать. Не сказав ему ни слова, едва ли смотрев на него, Реган господствовала над ним все то время.
Они с Уилсоном изменили его тем летом. Она много раз приезжала и уезжала, разбивая его сердце каждым отъездом в Боулдер, вызывая трепет каждым возвращением, но присутствие Уилсона было постоянным – разговоры, учеба, наставления.
Печься на стоградусной жаре, выкапывая из поджаренной солнцем земли старые кости, было не особо весело – даже если сильно поднапрячь воображение. Это было больше похоже на пытку, наказание за все зло, что он причинял, будучи королем-угонщиком со Стил Стрит.
Девиз Куина тогда звучал так: «Если человек может позволить себе Порше, он может позволить себе потерять Порше». Или Мерседес, или BMW, или Линкольн… или Мустанг 1966 года. В юности он угнал огромное количество боулдерских машин, на которых они с парнями катались до университетского городка, гоняли по улицам, выбирая лучшие тачки и привозя их на Стил Стрит.
Потом на Стил Стрит заявилась денверская полиция, и уличные крысы убежали, спасая свои шкуры. Большинство свалило, но не ядро – Куин, Дилан, Хокинс, Ривера, Прейд и Джей Ти – их задницы нашли свой дом в городской тюрьме. Из тюрьмы они попали в колонию для несовершеннолетних, а оттуда – в суд, где судья Кампизано спустил их вниз по реке в лапы Уилсона МакКинни и его программы по учебно-рабочему сотрудничеству.
Милое название для рабского труда – так он думал в те времена. Но он бы вытащил кости из земли собственными зубами, чтобы избежать тюрьмы штата. Тогда Куина поймали в первый раз, по-настоящему схватили полицейские – и он понял, что хотел бы, чтобы этот раз был самым последним разом.
И все же четыре года спустя он отправился за поникаром Хэнсона.
Этот поступок мог стоить ему всего: колледжа, службы подготовки офицеров резерва, его пути в лучший мир, свободы. Но он был так чертовски зол на профессора Хэнсона, заполучившего Реган. Он не мог получить того, что хотел, а остальное – черт, все остальное казалось не таким уж и важным в сравнении в тот самый момент, когда ему было так больно.
