Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
— Н-на, погань, знай свое место!
Два Вершка и Горох не утерпели, поднялись с топчанчика и ринулись к Махоне, но тут подала голос со своей лежанки матуха. Приподнявшись, она лениво размотала черный хлыст, щелкнула им. Незнати враз остановились.
— А ну цыть! Охолоните, мил-ватажники. Прибьете мальца — кто кашеварить будет? Посуду мыть, пол мести? Опять в очередь? Охота вам — я живо вназад все верну. Э, Кукан! Ну-ка сядь, морда твоя немытая. Шипуляк этот — мой. И я решать буду, когда его учить, а когда жаловать. Все слыхали? То-то.
Кряхтя, матуха села, сунула трехпалые когтистые лапы в туфли, закинула поросшие редким черным волосом груди за плечо и подошла к сундуку, накрытому атласным ватным одеялом. Ватажники тут же позабыли про шипуляка и окружили Вошицу, скаля зубы.
— Поглядим, поглядим, сколько отпоров у нас нынче имеется… — бормотала матуха, откидывая одеяло и поднимая крышку.
Внутри сундук был поделен на пять ячей, и в четырех из них, в какой больше, в какой меньше, поблескивали ключи. Пятую же прикрывала льняная тряпица с намалеванными заговорными очами.
— Давло — три пяди тебе осталось. Два Вершка — со вчерашними пядь и палец. Кукан — две пяди. Горох — две пяди и еще половина.
— А у тебя, матуха-ватажница? — заискивающе спросил Давло, едва не засунув свое рыло в сундук. Матуха заглянула под тряпицу, усмехнулась и шлепнула торопня по лбу.
— Про меня я сама и знаю. Скоро, мил-ватажники, скоро уже выкупимся из залога Кощева — и на волю! — ощерилась Вошица и захлопнула крышку. Давло еле успел отскочить и, обиженно похрюкивая, убрался на свою лежанку. Там он пустил злого духа, подкинул к потолку — и пошел тот, попыхивая, гулять по логовищу.
Довольный Два Вершка прошелся между лежанками, поддел-таки носком сапожка всхлипывающего шипуляка и потер желтоватые твердые ладошки.
— Вот накоплю полную меру — и айда в гварды, — негромко проговорил он, наклоняясь к Кукану. — Житуха будет тихая да сытая. Ни тебе холода, ни непокоя. Скорей бы…
Кукан сердито покосился на друга, потом перевел взгляд на шипуляка, бочком уползавшего прочь, процедил сквозь зубы:
— Тебе б все бездельем маяться. Котяра! Не тарабань, услышит кто.
— Не боись! А кабы бездельем, не набрал бы отпоров больше тебя, — поддел приятеля Два Вершка. — Да в заначке у нас еще четверть столько, а?
Кукан сделал страшные глаза, прижал когтистую лапу к бородатой морде росстаника. То, что они в секрете от всех копили отпоры и сносились с Кощевыми незнатями, готовясь оба-два выкупиться вперед всей ватаги, было тайной друзей, и тайну эту следовало беречь крепче крепкого. Матуха, если узнает, не пощадит, в Ныеву падь живьем отправит — таков суровый ватажный закон. Два Вершка деланно зевнул, подмигнул Кукану. Тот в ответ только махнул когтистой лапой и завалился на топчан — спать.
— На волю, на волю… — проворчал Давло, повторяя последние слова матухи и умещая единственную ногу в долбленой колоде, наполненной дегтем. — Оно как будто на воле-то сладко. По мне так уж лучше здесь, при деле, под Кощевой дланью.
Остальные незнати расползлись кто куда, матуха потушила лампу, и теперь только багровые отблески очажных углей освещали логово. Вскоре послышались разноголосый храп и сопение. Тогда забытый всеми шипуляк на четвереньках убрался в свой угол за очагом. Там он свернулся на куче золы и тихо, без слез, заплакал.
В лифте Тамару, потрясенную всем увиденным, мучило множество вопросов: «Как все это возможно? И что тогда — невозможно? Где предел человеческой — и не человеческой — дозволенности? Есть законы природы, есть законы общества. Государственные законы, в конце концов. Но я только что видела нечто, опровергающее все эти законы. Как жить дальше? Как работать? Смогу ли я после всего общаться с Чеканиным, с этим вот старающимся казаться сильнее, чем есть на самом деле, Джимморрисоном? С жуткими существами из блока 07?»
Стеклов, внимательно следивший за Тамарой, взял ее за руку, негромко сказал:
— Ты сейчас в состоянии когнитивного диссонанса. Успокойся. Помнишь, что было написано на одном знаменитом кольце?
И, не дождавшись ответа, улыбнулся собственной шутке:
— «А одно, всесильное, — властелину Мордора!»
Тамара, подумавшая, естественно, о кольце царя Соломона, неизвестно почему вспомнила еще перстень Чеканина, мельком глянула на вымученную улыбку Джимморрисона и с неожиданной злостью вырвала руку.
— Да пошел ты!
— Одно лечим, а другое калечим, — виновато улыбнулся тот в ответ.
— Нельзя же так! — возмутилась Тамара. — Нехорошо…
— Хорошо или плохо — это не нам решать, — серьезно ответил лейтенант. — И потом, что для одного хорошо, для другого всегда плохо. Диалектика. Все зависит от точки зрения, от угла, под которым ты смотришь на проблему.
— Это все слова, — махнула рукой Тамара. — А на деле…
— На деле, — подхватил Джимморрисон, — подзарядившиеся от донора «спецы» потенциально могут спасти сотни, тысячи жизней! Это ли не благо, не добро?
— Жизни на души менять нельзя, — тихо сказала девушка.
Лейтенант ее не услышал и пустился в долгие рассуждения о природе добра и зла, приводя примеры из всем известных фильмов.
— Вот «Иронию судьбы» возьми. Не эту, новолепленную, а нормальную, старую, «С легким паром» которая. Когда Мягкова, ну, Лукашина, посадили в самолет и отправили в Ленинград, хорошо это было или плохо? Для его невесты Гали, к которой он не явился встречать Новый год, — плохо, а для него самого и Барбары Брыльской, тьфу ты, для Нади — просто прекрасно, люди нашли друг друга. Или возьмем другой фильм, не менее талантливого режиссера — «Осенний марафон». Помнишь, там Бузыкину героиня Нееловой, не помню, как ее звали, дарит куртку? Добро это или зло? Для нее и для Бузыкина — конечно, добро. Но когда несчастная его жена, которую Гундарева играла, обнаруживает эту куртку, все добро обращается во зло. Куртка летит в окно — вроде бы уничтожено обернувшееся злом добро, но куртку находит сосед-пьяница Леонов, и теперь это опять — добро. Вот такое круговращение добра и зла в природе…
В отделе их уже ждали. Полковник, просматривавший какие-то бумаги, рассеянно скользнул взглядом по лицам Тамары и Стеклова, сдержанно кивнул в ответ на их приветствие.
В комнате помимо Карпухина и Вершинина было еще несколько незнакомых людей — трое в штатском, один в камуфляже с погонами капитана.
— Итак, господа, прошу внимания. — Чеканин, подождав, пока все рассядутся, начал говорить, время от времени пробегая глазами по строкам лежащей перед ним распечатки. — Тревожные и трагические события последних дней, имевшие поначалу вид разрозненной мозаики, начинают складываться в общую картину, и картина эта весьма неприглядна. Мы имеем три трупа. Мы имеем GPS-навигаторы, провезенные на территорию нашей страны в нарушение законодательства. Мы имеем бизнес-структуры, поставляющие эти навигаторы, и работников таможни, оформляющих груз в обход существующим нормам. Наконец, мы имеем некоего неизвестного или группу неизвестных, которые работают против нас. Это кусочки мозаики. Пока между ними нет никакой связи. Нужен некий общий кусок, центральная деталь, объединяющая все. И такая деталь появилась. Это один из филиалов Центрального военного архива Министерства обороны. Находится он в Зареченске. Да, стажер Поливанова, да, именно в Зареченске, в трех километрах от склада, на котором погиб капитан Звонарь. А в пяти километрах от комплекса зданий архива, на берегу реки Комаринки, во время охоты погиб от остановки сердца генерал Гонсовский, заместитель начальника все того же Зареченского филиала Центрального военного архива. Наконец, неподалеку от Зареченска, а если быть точным, в семи километрах к югу, расположился коттеджный поселок «Кошкин дом», принадлежащий господину Канаеву, партнеру немецкой компании «Шварцен Форричтанг», которая является поставщиком навигаторов. Такой вот гордиев узел.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
