— Рис, сакэ.
— На вывеске написано «дондзики». Что это?
— По правде, я и сам не знаю.
— А разве не вы это писали?
— Нет, проезжий купец.
— Отличная каллиграфия.
— Этот купец совершал паломничество по святым местам, посетил храмы Хиракава Тэндзин, Хикава, Канда Мёдзин и везде делал крупные пожертвования. Очень благочестивый человек.
— Не знаешь, случаем, его имени?
— Он назвался Дайдзо из Нараи.
— Я слышал это имя.
— Хоть я и не знаю, что такое «дондзики», но полагаю, что эта надпись отгоняет бога бедности, — засмеялся хозяин.
Кодзиро заказал рис и рыбу, полил рис чаем, отогнал муху, взял палочки и принялся за еду. Один из самураев подошел к загородке и стал смотреть сквозь щель на улицу.
— Взгляни, Хамада, — обратился он к своему приятелю, — уж не тот ли торговец дынями?
Второй самурай заглянул в прореху в камышовой занавеси.
— Он самый.
Человек тащил на коромысле две корзины дынь мимо «Дондзики». Самураи, выскочив из харчевни, бросились к нему. Выхватив мечи, они обрезали веревки, корзины упали, а человек зашатался, потеряв равновесие. Хамада схватил торговца за шиворот.
— Куда ты ее дел? — грозно заорал он. — И не вздумай врать! Ты где-то прячешь ее!
Второй самурай поднес острие меча под нос торговца.
— Сознавайся немедленно! Как можно с твоей рожей надеяться на то, чтобы увести от нас женщину?
Торговец дынями беспомощно тряс головой, но вдруг, улучив момент, оттолкнул одного из нападавших и замахнулся коромыслом на другого.
— Ах, ты драться? Осторожно, Хамада, это не обычный торговец, он сопротивляется.
— Да что может сделать этот болван? — усмехнулся Хамада, вырывая коромысло из рук торговца и сшибая его с ног.
Оседлав несчастного, самураи стали его связывать.
Внезапно раздался дикий вопль. Хамада порывисто оглянулся. Его разрубленный товарищ падал, истекая кровью.
— Кто ты…
Хамада не закончил фразы. На него надвигался сверкающий клинок. Улыбающийся Кодзиро сделал шаг вперед. Хамада отступил, но Кодзиро словно приклеился к нему. Хамада отскочил в сторону, Сушильный Шест последовал за ним.
Удивленный продавец дынь воскликнул:
— Кодзиро! Это я, спаси меня!
Услышав имя своего противника, Хамада побледнел. Он резко повернулся и попытался убежать.
— Хочешь уйти? — рыкнул Кодзиро.
Сверкнул Сушильный Шест, глубоко вонзаясь в плечо самурая. Хамада испустил дух в тот же миг. Кодзиро разрезал веревки, которыми скрутили продавца дынь. Тот пал ниц и застыл в поклоне. Кодзиро вытер меч и бросил его в ножны.
— Что с тобой, Матахати? — насмешливо проговорил он. — Ты ведь живой. Вставай!
— Да, господин.
— Оставь этот подобострастный тон. Сколько мы с тобой не виделись?
— Рад видеть вас в добром здравии.
— С каких это пор ты в торговцах?
— Не будем об этом.
— Хорошо, собери дыни. Почему бы не оставить их в «Дондзики»?
Зычным голосом Кодзиро позвал хозяина харчевни.
Кодзиро, достав кисть и тушь, написал на сёдзи:
«Подтверждаю, что это я убил двоих, которые лежат на пустыре.
Сасаки Кодзиро, ронин, проживающий в Цукиномисаки».
— Дабы тебя напрасно не беспокоили, — пояснил он.
— Спасибо, господин.
— Если явятся родственники или друзья убитых, пошли мне весточку. Я не намерен прятаться. Я встречу их где угодно и в любое время.
Матахати шел рядом с Кодзиро, не поднимая глаз от земли. С тех пор как он оказался в Эдо, он долго не работал. Желание работать совсем пропало, когда от него ускользнула Оцу. Он превратился в бродягу, торгующего дынями.
Матахати был безразличен Кодзиро, но он мог пригодиться на случай расследования убийства самураев.
— Почему они напали на тебя?
— Если по правде, то виной тому женщина…
Кодзиро улыбнулся. У Матахати постоянно возникали неприятности из-за женщин. Вероятно, такова его карма.
— Великий любовник, — пробормотал Кодзиро, а затем громко добавил: — Кто она и что произошло?
Матахати неохотно начал рассказывать. В одной из чайных вблизи крепостного рва, где обедают поденщики со стройки, работала смазливая служанка, на которую все заглядывались. Мужчины шли в чайную, даже когда не хотели есть. Хамада и Матахати тоже были завсегдатаями заведения. Однажды служанка обратилась к Матахати за помощью. «Мне не нравится этот ронин, — сказала она про Хамаду, — но хозяин каждый вечер посылает меня к нему. Можно я на время спрячусь в твоем доме? Я буду стирать и готовить для тебя».
Матахати согласился. Судя по его словам, дело этим и ограничилось.
— Ты что-то не договариваешь, — заметил Кодзиро.
Он не мог понять, таится ли Матахати или хвастает любовными победами.
— На улице слишком жарко, — продолжал Кодзиро. — Пойдем к тебе домой, посидим, и ты мне расскажешь обо всем подробнее.
Матахати застыл на месте.
— Что с тобой?
— Видишь ли, я живу в таком месте, куда нельзя приглашать гостей.
— Не беспокойся, — улыбнулся Кодзиро. — Зайди ты ко мне как-нибудь. Я живу на холме Исараго.
— С удовольствием.
— Кстати, видел столбы с объявлениями, адресованными Мусаси?
— Конечно!
— Они сообщают, что твоя мать хочет встретиться с Мусаси. Почему бы тебе не пойти к ней?
— Я не могу явиться к ней в теперешнем виде.
— Дурак! Перед матерью не надо притворяться. Ты обязан быть рядом с ней на случай появления Мусаси.
— Хорошо, я подумаю.
Они расстались. Матахати свернул в тихий, поросший травой переулок, а Кодзиро зашагал дальше по улице, но через некоторое время он быстро вернулся и последовал за Матахати.
Матахати обитал в одном из «длинных домов» — в одноэтажном бараке, где обитали по нескольку семей. Эдо рос быстро, но жилья на всех не хватало, так что люди особо не привередничали. На пустырях возникали поселки из сколоченных на скорую руку лачуг, где ютились те, кто пришел в город на заработки.
У дома с Матахати поздоровался сосед по имени Умпэй. Он мылся в ушате. Для приличия баня была загорожена дождевым ставнем. Умпэй был старшим в артели, копающей колодцы.
— Я уже вымылся, не хочешь искупаться? — великодушно предложил сосед.
