шляпа, украшенная красным пером, довершала наряд.
Скорее со злостью, чем со страхом, Фьора смотрела на этого человека, который, вежливо поклонившись, протянул руку к ее кошелю.
— Господа разбойники, видимо, нечистый внушил вам мысль остановить меня, потому что я очень спешу, — сказала Фьора.
На лице разбойника сверкнули белоснежные зубы, а сам он в это время подбрасывал на руке кошель с монетами, который, надо отдать ему должное, весьма убедительно звенел.
— Очень обидно, молодой господин, — насмешливо сказал он, — потому что мне тоже не терпится получить эту прекрасную лошадь. Вы кажетесь мне вполне приличным человеком, если судить по вашему гербу, поэтому легко поймете, что мое достоинство не позволяет мне передвигаться пешком. Так я могу потерять весь авторитет!
— Мне очень жаль, но, поскольку ваша жизнь сейчас вне опасности, а напротив, жизни многих людей зависят от резвости этого животного, боюсь, ничего не выйдет.
Не дав противнику принять необходимые меры предосторожности, Фьора выхватила из ножен шпагу и с быстротой молнии нанесла ему сильный удар в грудь. Разбойник упал на землю, а она подняла лошадь на дыбы, и та своими передними ногами ударила того негодяя, который держал в руках уздечку. Однако, если она рассчитывала на растерянность и замешательство остальных членов банды, то здесь она сильно ошиблась, потому что как только они увидели своего главаря поверженным, то трое из них бросили оружие и накинулись на Фьору, вырвали ее из седла и бросили на землю. А в это время главарь поднялся, отряхнул с камзола пыль и, ерничая, произнес:
— Кольчуга никогда не помешает, если имеешь дело с порядочными путешественниками, но в моем камзоле появилась еще одна дыра, и это, мой дорогой, будет тебе дорого стоить!
В мгновение ока Фьора, которая решила, что пробил ее последний час, оказалась связанной и лежащей поперек собственной лошади, на которую с удовлетворением уселся главарь банды.
— Ты излишне порывист, мой друг, — произнес он и шлепнул пленника по заду, — но тебе повезло. Твой кошель заслуживает большого внимания. Взамен… ты должен прочитать мне вот что, — добавил он, достав записку Катарины и помахивая ею в воздухе. — У меня так и не было времени научиться читать.
— Если ты дорожишь своей головой, то советую тебе оставить это письмо в покое, — проворчала Фьора, которая при каждом шаге лошади утыкалась лицом в сбрую.
По счастливой случайности разбойник оказался скорее жадным, чем жестоким. Может быть, с ним удастся договориться?
Оставалось узнать, какую из враждующих сторон он поддерживал…
По извилистой тропинке, петляющей по ясеневой роще, вся компания скоро добралась до входа в пещеру, вырытую на склоне холма, вход в которую был хорошо замаскирован пышной растительностью.
Наступала ночь. Один за другим они прошли по длинному тоннелю, полному дыма, от которого на глазах у Фьоры выступили слезы, однако постепенно тоннель расширялся, и стал ощущаться приятный запах жареного мяса. Ее, все еще связанную, положили на землю, где она оказалась близко от костра, над которым жарился целый баран. Рядом с нею главарь грел над огнем руки.
— Послушай, — обратилась она к разбойнику. — Чем больше времени я проведу здесь, тем это будет опаснее для твоей головы.
— Замолчи! — прикрикнул на нее тот и недобро посмотрел. — У меня просто руки чешутся разделаться с тобой, чтобы ты замолчал навсегда!
— Тогда не стесняйся! — воскликнула Фьора, ярость которой заглушало беспокойство о собственной участи. — Но учти, что мой труп будет для тебя еще опаснее! Ты не умеешь читать, но если ты тот, кем мне кажешься, то есть бывший солдат, то ты должен знать этот герб!
— Гм… Миланская гадюка… да, я ее знаю. А что означает эта роза?
— Должно быть, ты очень давно не выползал из своей дыры.
Если хочешь узнать, то давай отойдем в сторонку. У тебя, наверное, нет секретов от твоих людей, но они есть у меня, и я не хочу доверять их первому встречному.
Польщенный в глубине души, главарь наклонился, развязал ей ноги и, взявшись за конец веревки, повел Фьору в темный угол пещеры. Там были кучей навалены тряпье и одеяла, на которые он сразу уселся.
— Давай! Говори. Кто твой хозяин?
— Это не хозяин, а хозяйка: племянница папы, донна Катарина Сфорца, княгиня Риарио. Она послала меня с… поручением огромной важности во Флоренцию, поэтому и написала это письмо. Если у меня ничего не выйдет, то я могу потерять голову, но тот, кто мне помешает, рискует еще большим. Донна Катарина очень могущественна.
Бандит снял шляпу и поскреб голову, пытаясь разрешить довольно трудную проблему.
— Слыхали! Говорят, что она такая же храбрая, как и красивая, и у нее сильная поддержка! Я тебе могу сказать, что служил ее деду, великому Франческо Сфорца; это был храбрый вояка!
Тогда я был еще совсем мальчишкой, но я многому научился!
Взгляд разбойника оживился, а в голосе послышалась настоящая тоска:
— Мы вместе грабили Пьяченцу, и ты, мальчик, никогда не видел такой огромной добычи и такого разгула! Мы перебили всех мужчин, изнасиловали всех женщин от десяти до шестидесяти лет, выпили все вино, а под конец подожгли город! Все горело, как в аду, а мы еще возились с девками на улицах, по которым текли реки вина и крови. Было так жарко, что можно было сдохнуть, но мы продолжали свое дело. К тому же все захватили огромную добычу: деньги, великолепные ткани, золото, — вот что Сфорца давал своим солдатам! Там были и монашки… и еще молоденькие послушницы для тех, кто это любил… У Сфорца была дубленая шкура, истертая доспехами, как у меня, однако Неаполитанская королева принимала его в своей постели, а Милан отдал ему самую красивую принцессу!
Фьора терпеливо слушала излияния разбойника, ничуть не» шокированная описанием подробностей: она видела войну вблизи и знала все ее ужасы.
— Я так же предан донне Катарине, как ты в свое время ее. деду, и уверяю тебя, что она этого вполне достойна! Слушай!
Оставь себе мой кошель и отпусти меня вместе с лошадью! Клянусь тебе, что после того, как я сделаю свое дело, я приведу тебе еще две плюс к этой!
— А почему не два десятка? — насмешливо спросил бандит. — Те, на которых будут сидеть солдаты, которых ты с собой приведешь! Ты что, парень, принимаешь меня за дурака?
Я больше не верю в человеческие слова, и, слово Рокко да Маджоне, еще никому не удавалось что-то взять у меня! Особенно такому сосунку, у которого вместо бороды — цыплячий пух!
Прямо девчонка, — усмехнулся он, протянув руку к лицу Фьоры,
