отстраненного и мемуарного взгляда, а о советском детстве или бурных 90-х сейчас пишут много?
Отвечу в обратном порядке. Артура Аристакисяна как мою личную симпатию (и в творчестве тоже) оставлю на десерт. Он требует особенного внимания.
Женщины волосатых в основном интеллектуалки. Мария Ремизова, она же Мата Хари – филолог и даже сейчас сумасшедше красивая герла. Анна Герасимова, она же Умка – тоже филолог, переводчик с нескольких языков, голова-машина и музыкант. Другой вопрос, что из всего этого сокровища ничего великого не возникло, да и возникнуть не могло, потому что в самом замысле – «система» – заложена была локальность. Как локальные явления все попытки – «Пудинг из промокашки», например, или «Умка и Броневичок» – своей цели достигли, и лучшего ничего придумать невозможно было. Молодой народ тусит, читает, балдеет, и всем хорошо. И есть над чем подумать-погрустить.
Есть гораздо более масштабные и интересные вещи. В 1987 году вышел сборник рассказов рокера Владимира Рекшана «Третий закон Ньютона», а в «Неве» за 1988 год (кажется, третий номер) был опубликован его роман «Кайф», отчасти автобиографический: история легендарной группы «Санкт-Петербург». «Кайф» даже вне среды был событием литературы. Московские полуподпольные лаборатории кипели идеями и носились с так называемой «новой литературой», как с только что протухшим яйцом. Петербург в лице Рекшана представил полномасштабный роман, жесткий, провокационный по стилю, с героями-имморалистами. Таких романов на русском вообще немного.
Мемуарно-художественных произведений о волосатых, наоборот, много, их пишут охотно, и охотно издают. Например, роман «СВА» филолога-искусствоведа Валерия Байдина. Но, повторяю, все это частности. Если говорить о том, что стоит внимания, то это своеобразная периодика. Например, журнал «Забриски Райдер», с которым, кстати, сотрудничала некоторое время в девяностых. Мне нравилась смелость и безоглядность Маргариты Пушкиной, да и ее стихи. Вокруг нее, насколько могла наблюдать, всегда была именно «волосатая» атмосфера. И если уж говорить о прозе, отображающей волосатый мир, то это, несомненно, к Маргарите Пушкиной. Ее фантазийно-драматические опусы, вероятно, имеют много недостатков, но они «родные».
Олда, насколько помню, любила писать нечто вроде трактатов. Такое произведение основано было на реальных событиях и характерах, но благодаря волосатой линзе – или точке зрения – превращалось в забавного монстра. Не то роман, не то бесконечный монолог, не то действительно имитация средневекового трактата, не то пришелец надиктовал. Из наиболее читаемых зарубежных произведений назову романы Гессе, а так же Баха, «Чайку по имени Джонатан Ливингстон». Почти все, с кем довелось говорить о чтении и литературе, называли с теплой симпатией «Маленького принца» Сент-Экзюпери. Это была культовая книга. С так называемой «новой прозой» (например, Валерии Нарбиковой и Виктора Ерофеева) я познакомилась позже, чем услышала о ныне утраченной «Китайской кухне» Сергея Жаворонкова (он же Слон) и об «Аттракционах» Аркадия Славоросова (он же Гуру). Все это явления скорее этнические, но без них картину не восстановить, и мне они кажутся гораздо более важными, чем многое другое. «Аттракционы» можно найти в сети.
Сайты «Периферия» и «Кастоправда» вообще заслуживают особенного внимания при изучении волосатого вопроса, так как делают их люди этой самой волосатой темы. А кроме того Андрей Полонский и Сергей Ташевский – создатели журнала «Твердый Знак», с которым молодняк 90-х носился как с торбой, потому что там были опубликованы переводы текстов Леннона, Йоко Оно, Моррисона и других звезд. До этих публикаций доступа к переводам у многих не было. Из публикаций 90-х еще помню воспоминания художника Миши Красноштана (называвшего себя приятелем Анатолия Зверева), но это были мемуары о путешествии по Святой Земле.
Теперь об Артуре Аристакисяне и его университете хиппи. Ты уловил негативные нотки в моем отзыве о «Месте на земле», это полнометражка, которая снималась долго и так, что важен был не менее результата процесс съемки. Группа кочевала с места на место, с Воротниковского на Рижскую, затем на Маяковскую. Я не была плотно с этим процессом связана, но как-то принесла сумку одежды «для хиппи». Своей, которую некогда любовно чинила и украшала. Не жалко было. Мне в 1994 уже все равно было, хиппи или нет.
Негативность объяснить очень просто. Надеялась, что Артур снимет нечто вроде «Забриски Пойнт», а он снял не Антониони, а Аристакисяна. Ну как же я могла с этим примириться, ведь я ждала Антониони!
Мне кажется, Артур как оператор и рассказчик несомненно более одарен, чем режиссер (хотя у него есть именно режиссерский глаз). Его рассказы о будущей картине, о любви сумасшедшей женщины к волосатому гуру, на лекциях университета хиппи были намного интереснее, чем картина. Но в «Месте на земле» все же есть та болезненность, которую я помню и знаю.
Фильм вышел в эпоху, когда ни «Плюмбум, или Опасная игра» Абдрашитова, «Ворошиловский стрелок» Говорухина, «Меня зовут Арлекино» Рыбарева уже не звучали. Были еще в восьмидесятых «Маленькая Вера» Пичула, «Воскресенье, половина седьмого» Зобина и всякая документалка: «Легко ли быть молодым» Наумова и Суркова, «Рок» Учителя. «Ассу» Соловьева намеренно не называю, это скорее музыкальный фильм. А многие из названных картин я смотрела до боли в заднице, так как сидения в кинотеатрах часто были деревянные.
Аристакисян снял фильм стильный, харАктерный, и в целом честный. Другое дело, что кино вообще обманчиво. И мне сложно представить фильм с героями типа Гуру. Хотя есть «Исповедь. Хроника отчуждения» Гаврилова, в котором возникают кадры подлинной жизни волосатых. И Гуру там есть, на фоне родительской библиотеки. Однако даже при самом точном таланте режиссера искажения будут, а уж тем более – в художественном фильме.
И вот еще какой момент. В Артуре мне всегда виделось намного больше некоего «волосатого», хиппового элемента, чем в некоторых заправских тусовщиках. Часто это были просто открытые и беззащитные в своей открытости люди, но не волосатые.
«Университет хиппи» Аристакисяна был вполне волосатым явлением. Университет, которого явно нет. Но есть лекции, профессора, слушатели, взаимоотношения, свойственные именно вузу, и прочее. Просуществовал он довольно долго, пока Артуру было интересно. Можно сострить в стиле этого вуза, что мол, он предвосхитил многие современные вузы.
В «Неоконченной хронике» есть что-то от названных выше фильмов. Мне думается, в середине девяностых ни такой книги, ни фильма не могло бы возникнуть. А сейчас получилось, и это, считаю, уступка, данная временем.
В школе ездил покупать «Забриски Райдер» – и помню, что если первые номера были восторгом нового, то последние номера его были уже скорее просто «про рок»… Книга же Рекшана все же больше о поколении рокеров из питерских котельных, а не о хиппи, мне кажется со стороны. Вторая (я не ранжирую, просто перечисляю) «контркультурная» (по тем временам) составляющая твоего романа – воцерковленные или стремящиеся к
