лестниц? — спросил Пазел. Это было не так уж много, по сравнению со всем, через что они прошли, чтобы добраться до этого места. Но сейчас это было похоже на смертный приговор.
— И длинные, каждая из них, — подтвердила Нолсиндар. — Я думаю, что эта стена — дело рук Первого Народа.
— Первого что? — спросил Фиффенгурт.
— Она имеет в виду Ауру, капитан, — сказал Рамачни. — Ауру построили башню, у подножия которой мы убили Аруниса, и веками стояли на страже везде, где в этом мире появлялась Река Теней. Эта стена никого не удивляет. Действительно, было бы странно, если бы они не построили какое-нибудь здание на Гуришале.
— И, если Дри права, в царство смерти ведет пропасть, находящаяся где-то за этой стеной, — сказал Герцил.
Нолсиндар подняла свои сапфировые глаза.
— Сокол возвращается, — сказала она.
Услышав ее слова, Сандор Отт вскочил на ноги. Он сидел отдельно от всех, отказываясь помогать с эвакуацией или принимать участие в каком-либо обсуждении их следующего шага. Они убили Шаггата, а вместе с ним и его дикую мечту. Будь проклято их дело, сказал он. Он не станет заканчивать свою жизнь, помогая предателям короны.
Отт поднял глаза. Одна рука у него была обмотана парусиной, и Пазел решил, что у него там рана. Но теперь он сообразил: толстая ткань должна была служить ему перчаткой для сокола. Ниривиэль был его последним верным слугой, и он еще ни разу не видел птицу с момента своего побега с гауптвахты. Из темноты раздался пронзительный, яростный крик.
Отт поднял руку и воскликнул:
— Ниривиэль, мой воин!
Птица пролетела мимо него и опустилась на песок рядом с Герцилом. Отт обернулся и разинул рот. Он выглядел как мужчина, чей ребенок только что оставил его умирать.
— Мы в нужном месте, — сказал Ниривиэль остальным. — Наша цель лежит прямо перед нами.
— Наша цель? — воскликнул Сандор Отт.
Сокол устремил один глаз на мастера-шпиона.
— Да, — сказал он, — наша. Всю свою жизнь я позволял тебе направлять меня, мастер. Но твои учения были эгоистичны, твои заговоры принесли нам только смерть. Я хочу встретить смерть одетым во что-то лучшее, чем твоя ложь.
— Я тебя создал.
— Ты посадил меня в клетку, — сказал Ниривиэль, — сначала тело, потом разум.
Отта затрясло от ярости:
— Служение своему законному господину — это не клетка. И я твой господин, Ниривиэль. Я говорю от имени Арквала. Я действую по приказу Его Превосходительства.
Птица молча смотрела на него.
— Для меня это больше ничего не значит, — сказал он наконец. — Я отрекаюсь от тебя, старик.
Он повернулся обратно к остальным.
— Я видел это, — сказал он. — Черную воронку, уходящую вниз, в землю, с ямой тьмы в центре, которую никогда не пробьет свет. И видел реку, исчезающую в ней, как струйка дождя, стекающая по стенке колодца.
— Слава всем богам, — сказал принц Олик.
— Не благодари их, — сказала птица. — Вы никогда не достигните этой пропасти. Она находится за стеной, за верхушкой этих длинных лестниц. Пятьдесят миль за ней, минимум.
Воцарилась ужасающая тишина: снова призрак поражения стоял среди них.
— За стеной тянется каньон, — сказал Ниривиэль, — но там нет ни тропинки, ни даже ровной площадки. Есть только бесконечные скалы, расщелины, оползни и провалы. Вы не достигнете воронки ни за один день, ни за три.
— Что ж, давайте треклято попробуем, — сказал Нипс. — Скоро совсем рассветет. Возможно, у нас в запасе больше времени, чем мы думаем.
Герцил покачал головой.
— Посмотри на Рой, Ундрабаст. За последние шесть часов разрыв над нами сократился вдвое. Возможно, у нас есть еще шесть часов, может быть восемь. Но у нас нет дней.
— И, судя по тому, как раскачивалась наша корма, — добавил Фиффенгурт, — этот треклятый Камень весит больше, чем все пушки на корабле, вместе взятые. Как мы поднимем его по этим лестницам, не говоря уже о пятидесяти милях по бездорожью?
Пазел невольно взглянул на Рамачни.
— Нет, Пазел, — сказал маг, — я черпал из источника своей силы до тех пор, пока вода не превратилась в соль, затем я черпал снова, и еще раз. Сейчас там нет даже соленой воды. Вполне может пройти год или два, прежде чем я смогу хотя бы изменить цвет своих глаз.
Вот почему Эритусме считала, что без нее мы потерпим неудачу, подумал Пазел. Вот почему Таша должна была дай ей выйти.
Болуту вздрогнул от внезапной мысли:
— Пазел, твоя сила еще не вся иссякла. У тебя все еще есть Мастер-Слово.
— Верно, и у некоторых из нас есть волк-шрамы, — сказал Пазел, — но какое это имеет значение сейчас, Болуту? Дри и Роуз мертвы. Был момент, когда эти шрамы могли бы дать нам ответ, но этот момент пришел и ушел. То же самое и с моим Мастер-Словом: я каким-то образом упустил свой шанс. Если такой шанс когда-нибудь предоставлялся.
— Ты этого не знаешь, — сказал Нипс.
— Отлично, приятель, — сказал Пазел. — Последнее слово — это то, которое ослепляет, чтобы дать новое зрение. Давай, скажи мне, кого я должен ослепить, и что треклято хорошего это даст.
— А как насчет магических часов? — спросил Фиффенгурт. — Неужели на той стороне нет никого, к кому ты мог бы обратиться, Рамачни?
— Если бы я мог призвать такую помощь, разве я бы уже этого не сделал? — сказал Рамачни. — Не осталось никого, капитан Фиффенгурт. Мы одни.
— Тогда нам конец, — сказал смолбой Сару́ с края круга. — Посмотри фактам в лицо, Рамачни, почему бы тебе не посмотреть? Заключим мир с нашими богами и вверим себя их заботе.
— Ты говоришь как дурак, — огрызнулся его брат Свифт. — И вообще, только вчера ты сказал, что богов не существует.
— Они существуют, — сказала Марила. — По крайней мере, Ночные Боги. Арунис заключил с ними сделку, помните?
Таша подняла глаза на черные губы Роя, которые теперь были так близко над ними, смыкаясь со всех сторон.
— Ночные Боги, — сказала она. — Они идут, да?
— Опусти взгляд, Таша Исик, — сказал Рамачни. — И послушайте меня, все вы: как бы мы ни потратили оставшееся нам время,
