Кестрель видела, как правитель Валории обходился с другими подданными. Недавно поймали одного дезертира. Его знатные родители умоляли о помиловании, ведь дезертирство считалось предательством и каралось смертью. При дворе уже шептались, что на этот раз преступника могут пощадить и отправить на север, в тундру, в трудовые лагеря. Родители дезертира и вовсе надеялись на более благоприятный исход. Они набивали золотом карманы нужных людей и писали императору прошения об освобождении их сына. Тот улыбался и отвечал, что подумает. Ему нравилось тянуть время и смотреть, как люди ходят по острию ножа.
Кестрель было стыдно за свою ошибку, за то, что поддалась невольному чувству вины. Но хуже всего оказалось скользкое, мерзкое чувство неуверенности в себе. Зачем она задумала все это? Эти мотыльки, обещания Тенсену…
Кестрель представила, что сказал бы отец, если бы узнал. Вспомнила тюрьму и пальцы Тринна. Но, может, император выбрал для нее какое-нибудь «детское» наказание, вроде запрета играть на фортепиано. Или он просто прилюдно унизит будущую невестку. Или ограничится перехваченными письмами.
Синяк постепенно сошел. Царапина зажила. В конце концов Кестрель решила, что император просто не посмеет всерьез навредить дочери генерала Траяна. Они обедали вместе каждый день. Император рассыпался в любезностях и даже проявлял заботу, словом, вел себя так, будто никакой ссоры не было. И Кестрель перестала каждую секунду ждать удара. Наверное, опасность миновала.
Императорский дворец казался Арину огромной замысловатой, богато украшенной шкатулкой. Но губернатора Гэррана не интересовали архитектурные излишества и подробный план. Он не обращал внимания на бесконечные ряды комнат и винтовые лестницы, от которых лучами расходились коридоры. В конечном итоге, дворец мало чем отличался от других, а слугам в любом доме отводились самые худшие комнаты.
Так что, когда Арин отправился искать портниху Кестрель, ему не составило труда ее найти. Он спустился вниз и пошел туда, где было темно и душно от кухонного жара, пахло плесенью и жареным луком.
Слуги-гэррани были рады помочь. Настолько, что глаза у них заблестели от воодушевления. Гэррани оказались готовы поделиться с ним чем угодно и расстраивались, когда узнавали, что Арин всего лишь просит помочь ему найти портниху. Даже рабы из других стран, говорившие на незнакомых ему языках и с трудом осознававшие свое новое положение, смотрели на Арина почти с благоговейным ужасом.
Стыд за собственную неудачу сжигал его изнутри, растекаясь по венам, словно яд. Гэррани все время просили Арина рассказать о том, как он устроил обвал в ущелье, где находились валорианцы. Или как спас министра Тенсена — то ли от арбалетного болта, то ли от брошенного врагом кинжала — во время захвата загородного поместья. Но что толку в этих рассказах? Все, что сделал Арин, начиная с восстания и заканчивая сопротивлением во время осады, ни к чему не привело. Его народ по-прежнему оставался под властью империи.
— Делия, — напомнил Арин собравшимся вокруг него слугам. — Где ее искать?
Мастерская портнихи располагалась в лучшей части дворца, в комнате на первом этаже. Там было светло, и рулоны материи переливались на солнце. Когда Арин вошел, Делия сидела за работой. У нее на коленях лежала гора дорогой ткани насыщенного винного цвета. Арин задал ей вопрос, и швея медленно, по одной, вынула булавки, которые держала во рту.
— Мне нужно знать, кто пытался дать тебе взятку.
— Не ожидала от вас такого вопроса.
— Я ходил в город. — Арин ненавидел дворец. Снаружи было легче, хотя столица ему тоже не нравилась. Он все время чувствовал себя разведчиком на вражеской территории, поэтому ходил всегда осторожно, предпочитая темные переулки широким улицам. — Там есть таверна…
— О, я знаю, о чем вы. Единственное заведение, куда пускают гэррани.
— Туда пускают всех, в особенности тех, кто делает и принимает ставки. Если бы я захотел, то поставил бы на то, что за тобой охотится весь двор, пытаясь выяснить хоть что-нибудь о платье, которое наденет твоя госпожа на свадьбу. На кону большие деньги.
Делия воткнула булавки в подушечку, закрепленную у нее на запястье, и провела по ним пальцем. Они напоминали серебристые травинки.
— Я никому не рассказываю о свадебном платье. И взятки я не беру. Даже от вас не возьму.
— Я и не просил об этом. Мне нужно другое: просто скажи, кто спрашивал.
— Вы хотите, чтобы я всех перечислила? Длинный получится список.
— Тогда скажи, кто не спрашивал.
Делия посмотрела на Арина с недоверием:
— Зачем?
— Если кто-то не спрашивает, значит, и так знает.
Портниха снова коснулась булавок в подушечке.
— Глава сената, — призналась наконец она. — Почти все придворные приходят сами, даже самые важные птицы. Боятся, вдруг кто-то еще узнает то, что они надеялись выведать у меня. Но главу сената я не видела ни разу. Даже его дочь, Марис, пыталась добиться от меня сведений. Взамен обещала, что возьмет к себе портнихой. — Делия усмехнулась. — Я шью одежду только семье императора. Он никогда меня не отпустит. — Портниха с вызовом посмотрела на Арина, словно ждала, что тот пообещает: однажды все изменится.
От жгучего стыда осталась только жесткая, обгорелая головешка. Арин сделал шаг к выходу.
— С ней что-то случилось, — сказала вдруг Делия.
Он замер.
— О чем ты?
— За несколько недель до вашего приезда… Служанки леди Кестрель принесли мне бело-золотое платье: подол был чем-то испачкан, сзади и на коленях грязь, на рукаве следы рвоты, кое-где разошлись швы.
У Арина пересохло во рту.
— Служанки спрашивали, можно ли как-то спасти платье, — продолжила Делия. — Но оно было в ужасном состоянии. Я пустила его на тряпки.
— Когда? — выдавил Арин.
— Я вам уже сказала.
— Кестрель с кем-то встречалась в тот день?
Делия только развела руками:
— Я понятия не имею, когда именно она надевала это платье и куда ходила. Это знают ее служанки, но на вашем месте я бы у них не спрашивала. Кого-то точно подкупил принц, и одним богам ведомо, сколько среди них шпионок императора.
— Но должна же ты знать что-то еще.
— Я уже все рассказала.
— Она часто к тебе ходит. Раздевается, когда нужно снять мерки. Ты что-нибудь заметила? — Арин вспомнил, как выглядело лицо Кестрель, когда на нее напал Плут, и внутри все сжалось. — Может, появились синяки, шрамы примерно в это время? Или после?
— Нет, — ответила Делия, и Арин уже было выдохнул, но швея добавила: — По крайней мере, я не видела. Но она уже неделю у меня не была.
— Следи за ней повнимательнее.
— Не могу. И докладывать вам не могу. Император…
