Роберт в то время, увидев, что брат его начал суровую сечу,Окруженный врагами упорными, что перед ним не отступят,Войско Жирара призвал, союзника верного из Буональберго,И тех, кто ему самому подчинялся, жестокие рати,Доблесть и силу великую бросил он в битву.Копье его гибель несло; и падали головы в сече,Столкнувшись с востренным мечом, – на руках его раны горели,Но все же копье в левой длани сжимал он, меч – в правой, как яраямолния быстрый,Разил наступающих недругов справа и слева.Трижды он падал с коня, трижды вновь поднимал ногу в стремя;Огнь в его сердце пылал, указуя путь к славной победе,Подобно свирепому льву, что ярится и в бешенстве кружит,Если видит, что жертва ему непокорство являет,Восстает, в своем гневе и мощи, и не разбирая дороги несется,В клочки раздирая любого, кто случайно окажется рядом.Вот и Роберт великий нес смерть швабским ордам, противникамстойким.Разил так и эдак, здесь ноги срубал по ступни у героев,Там руки и головы прочь отсекал, или торс многомощныйРазрубал от груди сверху донизу, или под ребра копьеВ ярости сечной вонзал безголовому телу.Так высокие воины, членов лишившись, сравнялись размерами с теми,Кто был ниже ростом, дабы все могли видеть, что пальмой ветвипобеднойДостойны не только гиганты.
Однако окончательно решило исход сражения не столько мужество Роберта и Хэмфри, сколько появление Ричарда из Аверсы, вернувшегося после жестокого преследования итальянцев и лангобардов. Он и его соратники снова бросились в бой, и прибытие этого неожиданного подкрепления разрушило последние надежды папистов. Но даже теперь немецкий контингент отказывался сдаться; те самые высокие длинноволосые тевтоны, которые смеялись над приземистостью нормандцев и настаивали, чтобы папа отказался от их мирных предложений, продолжали сражаться и были убиты до последнего.
Стоя высоко на крепостных валах Чивитате, папа Лев наблюдал за битвой. Он видел, что половина его армии позорно бежала, а другая половина была безжалостно вырезана. Его византийские союзники его оставили; если бы они прибыли вовремя, битва могла бы окончиться совсем по-другому, но они никогда не осмелятся напасть на нормандцев в одиночку. И теперь ему предстояло пережить еще одно унижение: жители города, пытаясь войти в доверие к нормандцам, отказались предоставить ему убежище и выдали его врагам. Но нормандцы, хотя и победили, не могли наслаждаться своим триумфом. В последние несколько часов они были слишком заняты швабами, чтобы помнить о своем главном противнике; теперь, глядя на гордого печального человека, стоящего перед ними, они почувствовали себя побежденными. Упав на колени, они умоляли папу простить их. Через два дня, торжественно похоронив павших, которые были погребены здесь же, на поле битвы, нормандцы сопроводили папу в Беневенто.
Лев IX оказался в двусмысленном положении. Он не был в прямом смысле слова пленником. Вопреки ожиданиям, с ним и его приближенными обращались почтительно и любезно. Как указывает Аматус: «Папа был испуган, а клирики дрожали. Но победоносные нормандцы подбодрили их, дав папе гарантии неприкосновенности, доставили его со всей свитой в Беневенто, снабжая его по дороге хлебом и вином и всем, в чем он мог нуждаться» (III, 38). С другой стороны, хотя он мог исполнять свои обязанности папы, он не был совершенно свободен в действиях, ибо вскоре понял, что нормандцы, при всей их учтивости, не позволят ему покинуть Беневенто прежде, чем будет выработан приемлемый для них модус вивенди.
Переговоры тянулись девять месяцев. Они и не могли быть легкими. Поначалу Лев IX не желал идти на уступки. Еще в январе 1054 г. в письме к императору Константину (о котором будет рассказано подробнее в следующей главе) он дал понять, что в той мере, в какой это касается его, борьба будет продолжаться. «Мы должны быть верны нашей миссии защиты христианства, и мы сложим оружие, только когда опасность минует», – писал он, мечтая о том дне, когда совместными усилиями западного и восточного императоров «этот вражеский народ будет изгнан из Христовой церкви, христианство окажется отомщено». Но месяцы шли, здоровье папы ухудшалось; а поскольку Генрих, чьего военного вмешательства он наивно ожидал, не выказывал ни малейшего желания прийти ему на помощь, Лев IX понял, что у него нет иного выбора, кроме как заключить с нормандцами соглашение. Мы не можем сказать, каковы были в точности его условия; не сохранилось ни одной папской буллы, подтверждающей права и титулы, но мы смело можем предположить, что Лев IX признал де-факто все нормандские завоевания, включая, очень возможно, некоторые территории в пределах княжества Беневенто – хотя не сам город, который оставался в папском подданстве. Как только соглашение было достигнуто, никто больше не препятствовал возвращению папы в Рим, и он уехал 12 марта 1054 г. Хэмфри, как всегда любезный, сопровождал его до Капуи.
