Церковь не только молилась о победах или давала благословение; не только поддерживала одну из сторон и осуждала другую, используя кафедры проповедников в пропагандистских целях; не только поставляла армиям воинов, деньги, средства передвижения и провизию: она проявляла активный и весьма реальный интерес к ходу войны, и духовенство часто принимало непосредственное участие в военных действиях. Было бы совершенно некорректным утверждать, что единственный образованный класс общества исключительно состоял из духовенства и монахов, которые «мало что смыслили в военных делах и еще меньше понимали в стратегии и тактике». Подобно биографу Вильгельму Пуатье, современнику Вильгельма Завоевателя, Виллардуэн[14] и Жуанвиль[15] были людьми военными, которые брались за перо, и точно также поступали монахи вроде Гийома Бретонского, Роджера Вендоверского, аббата Сугерия из Сен-Дени и многие другие. Монастырские и светские писатели являлись выходцами из того же сословия, что и их отцы, братья, двоюродные братья и покровители, составлявшие класс bellatores, т. е. орден воинов, поэтому вполне естественно, что они все, так или иначе, имели отношение к воинскому делу.
Церковный язык зачастую пестрел боевыми терминами, как бы отражая сомкнутый строй христиан, вступивших в духовную битву с силами Сатаны. Например, turma — латинское слово, означающее конный отряд численностью 30 всадников, — часто встречается в средневековых хрониках; применяется также по отношению к группе монахов, например, из монастыря Сен-Морис в Агоне, которая участвовала в круглосуточном богослужении, считавшемся самым мощным ритуальным оружием. Точно так же, как Церковь сражалась на одном фронте, правители сражались на другом. Аббат Марквард, известный строитель замков, высказывал такое мнение: «Не то чтобы монахам непременно надлежит селиться в монастырях или участвовать исключительно в духовных битвах, просто зло на свете можно одолеть разве что сопротивлением».
Интерес Церкви не был только интеллектуальным или духовным. Как землевладелец, ответственный за снабжение своих лордов живой силой, и как ведущий игрок в мире политики Церковь непременно обладала практическими навыками в военных делах. На исходе XIII столетия епископ Гуго из Осера собирает вокруг себя рыцарей, чтобы обсудить уроки военного искусства из трактата Вегеция «О военном деле» / De Re Militari — классического произведения, весьма ценимого рядом средневековых полководцев в качестве военного справочника или учебника. Многие представители церковной иерархии выросли в военном окружении либо удалились в монастыри после оставления воинской службы. Церковь брала на службу наемников и имела собственные военные подразделения; военные ордена — орден Тамплиеров, Госпитальеров и Тевтонский орден — объединяли в своих рядах хорошо обученных воинов-монахов. Никогда еще Церковь не была столь воинственной!
Духовенство входило в категорию сословий, которым, как не участвующим в боевых действиях, предоставлялась защита. Однако многие представители Церкви исключили себя из этой категории. В боевых действиях активное участие принимали и высшие, и низшие церковные чины — от епископа Одо из Байо, яростно размахивавшего палицей в битве при Гастингсе (как лицо духовное, он не мог проливать кровь христиан, поэтому вместо колюще-режущего оружия у него была палица), до отважного священника, которого, согласно описанию Сугерия в хронике «Деяния Людовика Толстого», Бог наделил духом отваги и бесстрашия и дал возможности вдохновить и возглавить удачный приступ на замок Пюизе. Священники часто оказывались во главе целых армий: в 1298 году Энтони Бек, епископ Дарема, командовал английским войском у Фолкирка; в 1214 году Герен, епископ Сенлиса, командуя французским арьергардом, проявил изобретательность и помог одержать победу в битве при Бувине. В 1346 году архиепископ Торесби из Йорка помогал командовать английским войском и в итоге разбить шотландцев при Невилл-Кроссе. Это не отразилось пагубным образом на его репутации благочестивого миротворца, который вел безупречный образ жизни праведника и был епископом, «весьма серьезно относящимся к своим обязанностям».
Томас Хэтфилд, епископ Дарема (1345–1381), менее осторожно относился к своей воинской роли: на личной печати он изображен не как служитель церкви, а как рыцарь на боевом коне.
Представители высшего духовенства вполне могли сложить головы на войне. В 1056 году в Англии некто Леофгар, после посвящения в сан епископа Херефорда, «оставил свое помазание и крест, свое духовное оружие, взял в руки копье и меч и пошел против Гриффита, валлийского короля, и вместе со своими монахами был сражен в битве». В сражении при Ашингдоне в 1016 году среди жертв одержавшего победу датского короля Кнута оказались епископ Эднот Дорчестерский и аббат Вулсиг из монастыря в Рамси.
Реальность средневекового мира была такова, что люди, облаченные в сутаны, могли стать как жертвами насилия, так и его вершителями. В рядах Церкви находилось немало тех, чей свирепый нрав намного превосходил жестокость инквизиции по отношению к закоренелым еретикам. В XII веке малолетний сын эрла Давида Хантингдонского был убит священнослужителем. Этого духовника привязали к хвостам четырех лошадей и разорвали на части.
Чаще всего святые ордена разрешали монахам-преступникам, прикрываясь обычаями и сутанами, избегать разбирательств в суровых светских судах. При исследовании фактов насилия и жестокости со стороны духовенства в период баронских войн в Англии середины XIII века обнаруживается небывалый размах этого феномена. Это подтверждает предположение о том, что банды преступников зачастую возглавлялись церковниками всех рангов и мастей. Одним из наиболее отъявленных негодяев в эпоху правления Эдуарда I был Ричард де Фолвилль, приходской священник и заодно предводитель одноименной зловещей банды. На путь разбоя он встал в Линкольншире, ограбив одного из королевских судей и убив барона. Его братья, тоже состоящие в шайке, имели связи в высших кругах, позволявшие им покупать королевское помилование или избегать наказания, вступая в армию. Однако преступления Фолвилля против короля оказались настолько вопиющими, что духовный сан ему не помог. Солдаты выволокли священника-убийцу из церкви и тут же обезглавили. В недавно опубликованной книге о бандитах и разбойниках Средневековья проводится такое наблюдение: «В источниках так много упоминаний о головорезах в святых орденах, что… коварный злоумышленник-профессионал вполне рассмотрел бы возможность принятия духовного статуса в качестве полезной оговорки». Несмотря на все устремления к миру, средневековая Церковь со всеми своими крестоносцами, государственными деятелями, инквизиторами, преступниками и воинами вовсе не была посторонним субъектом в мире насилия и войны.
Церковь — а позднее политические террористы — давно озаботилась проблемой справедливой войны, хотя только в XII веке пришла к согласованному определению таковой с помощью Святого Фомы Аквинского и папы Иннокентия IV. Согласно теориям справедливой войны, война считалась праведной, если только: она объявлялась законной властью; велась во имя правой цели, например, ради возмещения нанесенного вреда или возврата утраченного имущества; мотивом к ней служило подлинное стремление к миру и справедливости, и любые другие средства были исчерпаны; предпринималась в целях самозащиты.
