Чарльз Бранскомб еще больше напоминал самодовольного петуха, чем когда Айна говорила с ним в прошлый раз.
Похоже, он считал утомительной обязанностью сидеть рядом со столь юной особой, когда вокруг было столько красивых дам. Айна не сомневалась, что он ждет не дождется танцев, чтобы потом рассказывать друзьям, какой успех он имел.
Не испытывая желания разговаривать с ним, она повернулась к джентльмену, сидевшему с другой стороны от нее, и они принялись пространно рассуждать о различиях французской и итальянской кухни.
По его репликам девушка заключила, что ее сосед — настоящий гурман, а поскольку сама она подолгу жила в обеих странах, они могли сравнивать свои впечатления не только о разных блюдах, но и спорить о достоинствах поваров в Париже и в Риме.
— Вы так молоды, — заметил собеседник Айны, — что ваши обширные познания в области кулинарии просто поражают.
— Мой отец придавал большое значение знакомству с кухней тех стран, где мы побывали. Он говорил, что не стоит спешить заказывать яичницу с беконом и яблоко в тесте, если вы англичанин, или бесконечные спагетти, как зачастую поступают итальянцы. — Сосед Айны рассмеялся.
— А какую кухню предпочитаете вы сами?
— Мне нравится марокканская, — ответила Айна, уверенная, что за ее заявлением последуют дальнейшие расспросы, Когда обед был завершен, гости перешли в гостиную, и те, кто постарше, уселись за карты. Айна увидела, что маркиз беседует с тетей Люси.
Они стояли на фоне синих парчовых гардин с ламбрекенами, обшитыми широкой бахромой.
Оба выглядели великолепно. Бриллианты сверкали в золотистых волосах и вокруг изящной стройной Люси, делая ее похожей на сказочную королеву.
» Какая же она красивая! — с восхищением думала Айна. — Как грустно ей стареть, сознавая, что она станет такой же, как маркиза. А ведь та, наверное, тоже была красавицей в молодости «.
Девушка догадывалась, сколько усилий прилагала ее тетка, чтобы подольше сохранить свою красоту.
Об этом свидетельствовало множество лосьонов, помад и мазей на туалетном столике Люси, и Айна знала, что горничная массирует лицо своей госпожи, а пока та отдыхает, кладет ватные тампоны, пропитанные гамамелисом, на ее прикрытые веки.
» Но ведь все равно она проиграет эту битву. Придет время, и она состарится: лицо покроют морщины, а волосы поседеют «, — думала Айна.
Она вспомнила, что миссис Харвестер казалась красивой даже тогда, когда ей было уже за семьдесят.
Лицо пожилой женщины всегда хранило доброе, мягкое выражение, и она интересовалась таким множеством самых разнообразных вещей, что ей, казалось, и некогда было думать о себе.
— Вот на кого я должна стараться быть похожей, — размышляла Айна и тут вздрогнула от неожиданности, потому что в этот момент мужчина, сидевший около нее, спросил:
— Что же я такого сказал, что заставило вас столь серьезно задуматься?
Вечер закончился раньше обычного, так как танцев не было, и не все гости увлеклись картами.
Айна заметила по крайней мере одного человека, который никогда не вставал из-за карточного стола. Это был князь, и она довольно отметила, что ей удалось держаться подальше от него весь день.
Девушка с удовольствием подумала, что может подняться наверх и дочитать книгу, поскольку, если она не дочитает ее сегодня вечером, она так и не узнает, чем кончился роман.
Она поспешно разделась и юркнула в кровать.
На мгновение ее взгляд задержался на альбоме, который лежал на том же месте на столе, где она его оставила.
Айна решила, что когда-нибудь попытается нарисовать маркиза еще раз, затем решительно открыла роман.
Если для Айны вечер прошел быстро, то Люси казалось, что он тянется бесконечно.
Обед никак не кончался, и ей хотелось кричать, что гостям давно пора откланяться.
Она откровенно зевала, делая вид, что не в силах скрыть свою зевоту, хотя и прикрывала рот рукой, но пожилой джентльмен, с которым она беседовала, заметил это:
— Думаю, вы устали, леди Уимонд, — сказал он. — Нам, пожалуй, пора прощаться, тем более что путь домой не близок.
— Я полагаю, лучше не откладывать отъезд допоздна, — поспешила согласиться Люси. — Так страшно, когда лошади мчатся в темноте. Мало ли что может вдруг что-нибудь случиться!
— Вы совершенно правы. Лучше не испытывать судьбу, — согласился ее собеседник и направился через всю гостиную к жене, чтобы поторопить ее с отъездом.
Люси поцеловала маркизу, пожелала ей доброй ночи и весьма экспансивно поблагодарила за столь замечательный вечер.
Затем она вложила свои длинные тонкие пальцы в руку маркиза, их взгляды встретились, и он увидел, как в глубине ей синих глаз вспыхнул призывный огонек.
Наверху Люси, как обычно, ждала уставшая горничная, чтобы помочь ей раздеться.
Люси едва замечала, как она расстегнула ей платье с глубоким вырезом, расшнуровала корсет. Мягко соскользнули с ее прекрасных ног шелковые чулки.
Горничная подала Люси изящную ночную рубашку с кружевами, но она потребовала другую, более нарядную и прозрачную, и пеньюар из синего атласа с кружевными оборками вокруг шеи, по подолу и на широких рукавах.
Когда Люси непринужденным хорошо отработанным движением поднимала руки, рукава скользили к плечам, обнажая большую часть руки.
Люси знала, что никакой цвет не подчеркивал необыкновенную белизну ее кожи лучше, чем синий, который она и предпочитала носить. Тем более что этот цвет шел и к ее глазам.
— Вам расчесать волосы, миледи? — спросила горничная.
— Да, но сегодня только двадцать раз. А потом соберите волосы узлом и закрепите большими шпильками.
Она загадочно улыбнулась своим мыслям, отдавая эти распоряжения и вспоминая, сколько мужчин говорили ей:
— Я мечтаю распустить ваши прекрасные волосы, моя любимая, любоваться, как они падают на ваши ослепительные плечи, и целовать вас сквозь них, словно сквозь вуаль.
Но Люси никому никогда не позволяла этого.
А вот сегодня вечером все будет иначе.
Волнение охватило ее. Она мечтала, как маркиз вынет шпильки из ее волос и прежде, чем прижаться к ее губам, поцелует ее через завесу волос.
— Я люблю его! — призналась Люси своему отражению.
Ни один мужчина не пробуждал в ней подобных чувств.
— И я покорила его сердце! — продолжала размышлять она. — Сердце самого стойкого холостяка в Лондоне, и теперь-то уж он не ускользнет от меня!
— Вы уже ложитесь, миледи? — спросила горничная, и Люси поняла, что та закончила ее вечерний туалет.
— Нет, еще не сейчас. Но вы можете идти. Погасите все свечи, кроме тех, у кровати. Я хочу написать письмо. Я буду в будуаре.
