С внутренней политикой Клеопатра управлялась на удивление ловко. Ей удавалось не потеряться в безбрежном море прошений. Народ любил свою царицу. В Верхнем Египте, кипевшем, как котел предыдущие полтора века, за время ее правления не произошло ни одного бунта. Летом сорок шестого у Клеопатры не было ни единой причины для беспокойства за свою власть. Вода в Ниле прибывала, как положено. И царица начала потихоньку отдавать распоряжения придворным, командующим флотом, нянькам и кормилицам. Слуги складывали полотенца, посуду, кухонную утварь, лампы, простыни, ковры, подушки. Вместе с годовалым Цезарионом и пышной свитой Клеопатра собиралась в Рим. Среди писцов, глашатаев и стражников, которых она брала с собой, нашлось место и для брата-соправителя; горький опыт многих Птолемеев подсказывал, что возможного претендента на трон лучше держать подле себя. Трудно сказать, что звало Клеопатру в путь: политические соображения или тоска по любимому. Возможно, она хотела показать Цезариона отцу. Скорее всего, царица ждала вестей от Цезаря, вернувшегося в Рим после трехлетнего отсутствия. Возвращение полководца из Северной Африки, где он сокрушил последних сторонников Помпея, почти совпало по времени с визитом Клеопатры. Можно не сомневаться, что царица не покинула бы Египет, не будучи уверенной, что в ее отсутствие не случится никакой беды. И ни за что не отправилась бы в Рим, если бы не знала, что ее ждут.
Первое в жизни путешествие по Средиземному морю далось царице нелегко. Даже при самом лучшем раскладе пускаться в плавание было весьма рискованно; вспомним Герода, ставшего жертвой кораблекрушения. Иосифу Флавию, римско-иудейскому историку, столь ядовито отзывавшемуся о Клеопатре, пришлось провести ночь среди беснующихся волн. Рискнем предположить, что наша героиня была не самой храброй мореплавательницей на земле. В дороге она нервничала, и немудрено. На борт корабля взошла не простая женщина, а царица в сопровождении лекарей, философов, евнухов, швей, поваров, не говоря уж о малютке Цезарионе и его кормилицах. Клеопатра везла дорогие подарки: бочонки с нильской водой, ткани, корицу, гобелены, алебастровые горшки с благовониями, золотые кубки, мозаику, леопардов. Все для того, чтобы поддержать репутацию и продемонстрировать римлянам богатство Египта. Для закрепления эффекта в Рим везли небывалую диковинку — живого жирафа (те, кому довелось впервые увидеть это удивительное животное, утверждали, что оно очень похоже на верблюда — если не считать пятен, впечатляющих размеров, длинных ног и, конечно, шеи). Скорее всего, Клеопатра пересекла море на военном корабле, например, на одной из маневренных тридцатишестиметровых парусных трирем, которыми был оснащен ее флот.
Давно запланированную и старательно подготовленную поездку едва ли можно было назвать увеселительной прогулкой. В те времена цари редко отправлялись в путешествия без всякой цели, ради удовольствия[27]. У Клеопатры не было нужды покидать столицу тайком, как поступил ее отец. В александрийской гавани собралась такая большая и пышная флотилия, какой горожане не видели по меньшей мере четверть века. То была откровенная демонстрация богатства и могущества. Над толпой, собравшейся проводить свою царицу, звучала музыка, летели в небо радостные возгласы, клубился ладан. Стоя на палубе, Клеопатра слушала славословия и вглядывалась в счастливые лица подданных. Потом портовую толчею сменила пальмовая роща, остался позади колосс, сверкнула золотом кровля Серапеума; маяк был виден еще долго, но постепенно и он превратился в едва различимую точку на горизонте. Прежде Клеопатре не доводилось смотреть на его известняковые стены и зеркала с моря. Еще четыре часа после отплытия путники могли различить вдали очертания статуи Посейдона, пока она не растворилась в серебристой дымке.
Впереди лежал путь длиною в две тысячи миль. В лучшем случае царице предстояло провести на борту корабля не меньше месяца. В худшем — около десяти недель. Рим располагался ровно на северо-западе от Александрии, и чтобы добраться до него, морякам приходилось сражаться со встречным ветром. Вместо того чтобы двигаться по прямой, флотилия направилась к западу через восток и север, на ночь причаливая к берегу. Провизии было немного, и команде приходилось добывать еду в окрестных селениях. Весть о прибытии царских кораблей быстро облетала местных жителей; на берегу тут же собирались толпы, люди несли воду и снедь. Таким путем флотилия прошла вдоль восточного средиземноморского побережья, иначе называемого Левантом, обогнула с юга Малую Азию, миновала Родос и Крит, пересекла Ионическое море. Северная Сицилия мелькнула на горизонте и уступила место Апеннинскому полуострову. Путешественникам было хорошо видно его западное побережье вплоть до ласкового Тирренского моря, застроенное каменными виллами. В ближайшее десятилетие роскошным особнякам с широкими террасами предстояло разрастись по всему берегу в геометрической прогрессии. Перед Помпеями располагались Путеолы (современный Поцциоли), оживленный порт с удобной бухтой, в которой обыкновенно бросали якорь египетские суда, груженные зерном. Сойдя на берег, Клеопатра совершила возжигание в благодарность за безопасное плавание; если сама Исида и не парила над бушпритом ее корабля, богиня мореплавания определенно незримо присутствовала на борту. Флотилия наконец достигла Европы. Из Путеол до Рима три дня добирались сушей, трясясь в повозках по песчаным и усыпанным гравием дорогам под немилосердно палящим солнцем. Со стороны Клеопатры это было проявлением немыслимой скромности. Римский сановник, отправленный с инспекцией в Малую Азию, путешествовал «на двух крытых колесницах, одной открытой и одном возке, в сопровождении свежих лошадей и большого числа рабов, любимой обезьянки в специальной повозке и табуна диких ослов». А ведь история не сохранила даже его имени. На востоке караваны из двухсот колесниц и нескольких тысяч всадников были не такой уж редкостью.
Над римскими предместьями витал аромат смородины, корицы и мирры. По сторонам дороги виднелись скромные надгробия и величавые мавзолеи, время от времени попадались святилища Меркурия, покровителя странников. Посланцы Цезаря должны были встретить Клеопатру у городской стены и провести по широкому деревянному мосту к большому поместью на западном берегу Тибра. Клеопатру со свитой поселили на юго-восточном склоне холма Яникул, в весьма живописном месте, хоть и не таком престижном, как противоположный склон с более эффектным видом на город. Виллу Цезаря с ее стройными колоннами, красочными фресками и бесценными скульптурами окружал сад, великолепный по римским меркам, но, с точки зрения египетской царицы, довольно запущенный и неинтересный. Зато она могла любоваться окрестными пейзажами. В просветах между стволами сосен и кипарисов виднелся опоясанный желтоватой рекой Рим, город черепичных крыш, кривых улочек и плотно прижатых друг к другу многоэтажных домов. Рим только что обогнал Александрию по численности населения; в сорок шестом году в нем проживал почти миллион человек. В остальном это была провинциальная глушь. В этом городе собака запросто могла притащить к обеденному столу человеческую руку, а бык ворваться в трапезную. Попасть в него из Александрии было все равно что после Версаля очутиться в Филадельфии восемнадцатого века. В Александрии на каждом углу виднелись следы славного прошлого. Славное будущее Рима в ту пору едва просматривалось. Новый мир был почти неотличим от старого.
