Книга Сапфо - Игорь Суриков

И на смену лирике пришла возникшая в Афинах драма — жанр воистину общенародный. Афинский театр вмещал до 17 тысяч зрителей; потом появились театры и побольше. Тут уж были не посиделки небольших групп аристократов, на которых автор стихов мог в этих своих стихах позволить себе изрядную толику личного и даже интимного; тут автор-драматург был просто обязан возвещать зрителям (посредством актеров, которых сам же он, как правило, и обучил, выступая в качестве режиссера) некие вечные истины, понятные каждому. Так и делалось.

* * *

Получается, что лирика у греков — посередине между эпосом и драмой (в хронологическом плане). Но какой блистательной была ее судьба! За короткий промежуток времени в поэзии появилось целое созвездие воистину крупных имен. Основные из этих авторов обязательно должны быть нами упомянуты и охарактеризованы. Во-первых, потому, что это подлинный «круг Сапфо»; нам не будет полностью ясна историко-культурная роль великой поэтессы, если мы не будем представлять — хотя бы в первом приближении — тот фон, на котором она работала.

Во-вторых, сказать о великих лириках нужно и потому, что им не повезло, и они, как ни прискорбно, ныне малоизвестны. Если эпика Гомера знают все, то о лириках Архилохе или Анакреонте слышала лишь какая-то часть читателей этой книги. А уж если мы назовем Алкмана или Симонида — то эти имена и вовсе окажутся знакомыми, опасаемся, только специалистам. А при всём том это — великие имена, не уступающие по своему масштабу Петрарке или Гёте, Пушкину или Тютчеву…

Главная причина малой известности архаических греческих лирических поэтов — чрезвычайно плохая сохранность их сочинений. Основным писчим материалом в Древней Греции был папирус, привозившийся из Египта. Папирус изготовлялся из стеблей одноименного растения. Стебли разрезались на тонкие полосы, которые складывались между собой и склеивались. Папирусные книги имели форму свитков. Во II веке до н. э. в связи с дороговизной папируса был изобретен второй важный материал для письма — пергамент (особым образом обработанная телячья кожа); тогда же появилась и современная форма книги (с обложкой, страницами, которые можно перелистывать, и т. п.) — кодекс.

Конечно, писали греки и на более прочных материалах. Надписи высекались на каменных плитах, процарапывались на глиняных черепках, отчеканивались на монетах. Большое количество таких надписей найдено по всему Средиземноморью и за его пределами. Но почти все они по понятным причинам очень кратки; в основном это документы — законы, договоры, надгробные эпитафии и т. п. Философский трактат или сборник стихотворений на мраморе не особо-то выбьешь.

И папирус, и пергамент куда долговечнее нашей бумаги (от бумажных книг, которые мы ныне пользуемся, через две тысячи лет не останется и трухи), но неумолимое время не пощадило и их. Подавляющее большинство античных свитков и кодексов безвозвратно погибло. Лишь в долине Нила время от времени археологи обнаруживают в ходе раскопок обрывки папирусов — не только с древнеегипетскими, но и с греческими письменами. Порой среди этих бесценных находок мелькнет и клочок, на котором удается прочесть несколько строк из стихотворения того или иного лирика.

Но это, конечно, исключения. В основном же те произведения эллинских авторов, которыми располагает современная наука, сохранились только благодаря тому, что их переписывали любители словесности уже в послеантичное время, в основном в Византии — средневековой греческой державе. Соответственно, эти памятники дошли до нас не в оригиналах, а в более поздних (то есть датирующихся именно Средними веками) копиях. И мы должны быть благодарны византийским эрудитам, зараженным страстной любовью к своему прошлому, к его культурному наследию и не желавшим, чтобы оно «кануло в Лету»[83]. И ради этого трудившихся, трудившихся в скрипториях…

Среди таких энтузиастов имелись как светские, так и духовные лица. Вторых, пожалуй, было больше: в монастырских условиях легче создать мастерскую переписчиков. Особо следует отметить деятельность Фотия, патриарха Константинопольского (IX век)[84] — человека непревзойденных для своего времени образованности и интеллекта, одной из центральных фигур культурной истории Византии. В частности, по его инициативе в Константинополе был организован первый в Европе университет; сам же патриарх и стал первым главой этого заведения.

Фотий, коль скоро уж о нем зашла речь, играл выдающуюся роль также и в религиозно-политической жизни своего бурного и напряженного времени. Его стараниям следует приписать такие события церковной истории, как принятие христианства болгарами, миссия Константина (Кирилла) и Мефодия в Моравию, плодами которой стали создание славянской азбуки — кириллицы и перевод Библии на старославянский язык. При Фотии имело место первое открытое проявление раскола между Римом и Константинополем по вопросам догматическим (filioque) и каноническим (проблема первенства римского папы), что через пару столетий привело к окончательному разделению христианства на католицизм и православие. Соответственно, отношение к деятельности Фотия в последующие эпохи было крайне неоднозначным. Православной церковью он был канонизирован, в то время как католики считают его злостным еретиком и схизматиком.

Фотий — во всех отношениях очень яркая личность — проявлял значительную независимость, даже неуступчивость по отношению к светским властям. Из-за этого византийские императоры то отрешали его от сана и отправляли в заточение в монастырь, то опять возвращали на пост патриарха — все-таки без человека такого масштаба трудно было обойтись. Нам же Фотий интересен в первую очередь как беззаветный книголюб, не мысливший своей жизни без постоянного чтения. При своем университете он собрал огромную библиотеку. И, более того, самолично (впрочем, наверное, все-таки при участии помощников) составил ее, как теперь выражаются, «аннотированный каталог». То есть такой, в котором присутствуют не только названия книг, но и для каждой — краткое изложение содержания. Этот монументальный труд (он так и называется «Библиотека») сохранился до наших дней. Увы, имя Сапфо в нем упоминается всего лишь два раза, до и то мимоходом. Чувствуется, не слишком интересовала патриарха великая лесбосская поэтесса.

Последнее суждение, впрочем, относится не только к Фотию и не только к Сапфо. Византийские копиисты и в целом крайне мало обращались к наследию архаических лириков. Они охотно переписывали сочинения философов, ученых, ораторов. Благодаря их усилиям мы и теперь можем читать все произведения Платона и значительную часть трудов Аристотеля, трактаты «отца истории» Геродота и его «наследника» Фукидида, знакомиться с плодами изысканий «отца медицины» Гиппократа и с десятками речей выдающихся мастеров красноречия — Демосфена, Лисия, Исократа и др. Переписывали, конечно, поэмы Гомера, поскольку великий старец греками-византийцами, точно так же как и греками античными, воспринимался как «наше всё».