Волновать меня снова и снова,В этом тайная воля твоя,Радость ждет сокровенного слова,И уж ткань золотая готова,Чтоб душа засмеялась моя!Блок собирался посвятить «Нечаянную Радость» Белому, но незадолго до выхода книги снял посвящение и объяснил свое решение так: «Теперь это было бы ложью, потому что я перестал понимать Тебя. Только потому не посвящаю Тебе этой книги» (письмо от 9 августа 1906 года). Через много лет, уже после смерти Блока, Белый признал свою критику несправедливой. В воспоминаниях он назовет «Нечаянную Радость» замечательной книгой.
В 1907 году Блок и Белый участвовали в полемике, связанной с творчеством писателей-реалистов. Журнал «Золотое руно» напечатал статью Блока «О реалистах». Она явилась ответом символистам, которые ополчились на М. Горького и других авторов, объединившихся вокруг горьковских сборников «Знание». Защищая Горького, Блок писал о его искренности, интуиции, хорошем знании жизни. Отметил он и «могущественное дуновение таланта» Л. Андреева, и интересную повесть Скитальца. Далеко не все нравилось Блоку в сочинениях реалистов, и об этом тоже говорилось в статье. В целом обзор давал полную и объективную картину текущей литературной жизни.
Отклики на статью последовали незамедлительно. Символистов (Д. С. Мережковский, Д. В. Философов) задело, что поэт высокой культуры, к тому же певец Прекрасной Дамы, проявил интерес к стихии народной жизни и опустился до уровня «некультурной» Руси. Не без издевки они объясняли этот парадокс «утомлением от собственной культурности». А. Белый не только обвинил Блока в заискивании перед реалистами, но не удержался от прямого оскорбления: «…Вы беззастенчиво писали о том, чего не думали» (письмо от 5–6 августа 1907 года).
Обычно Блок терпеливо сносил нападки бывшего друга. На этот раз Белый переступил границу дозволенного, его высказывания оборачивались откровенной грубостью. И Блок не выдержал: он потребовал немедленно отказаться от сказанного, в противном случае обещал прислать секунданта. Белый ответил двумя примирительными письмами. К вопросу о дуэли они больше не возвращались.
Вскоре Блок приехал в Москву, и между ними состоялся долгий и откровенный разговор. Оба хотели примирения и решили подвести черту под прошлыми обидами. Договорились, что никогда не позволят «третьим лицам» вставать между ними. Готовы были верить, что расхождение во взглядах не омрачит в будущем их отношений. Когда после двенадцатичасового разговора Белый провожал Блока к утреннему поезду, они дали слово всегда верить друг другу.
На деле все получилось по-другому. Вскоре между ними встал С. Соловьев, а яблоком раздора оказался первый сборник его стихотворений «Цветы и ладан». Белый отозвался на книгу своего ближайшего друга хвалебной рецензией, а Блок в статье «О лирике» основательно раскритиковал ее. В результате снова – и неприязнь, и раздражение, толкавшие Белого на поступки, в которых позже приходилось раскаиваться. Так, «в припадке боли и полемической злости» он написал обиднейшую рецензию («Обломки миров») на книгу драматических произведений Блока. Ее содержание исчерпывалось такими формулировками: «Блок – талантливый изобразитель пустоты… Блок… превратился в большого прекрасного поэта гусениц».
Недавний договор был нарушен, они снова были в ссоре, закончившейся полным разрывом отношений. В дневнике Блока появилась такая запись: «Хвала Создателю! С лучшими друзьями и покровителями (А. Белый во главе) я внутренне разделался навек. Наконец-то!..»
Но «разделаться навек» оказалось совсем не просто. В характере Блока была особенность, мешавшая рвать старые узы: он с трудом сходился с новыми людьми, новые отношения складывались мучительно долго, и уйти от старых привязанностей было нелегко.
Во время его отсутствия друзья Белого по его просьбе уговаривают Любовь Дмитриевну ответить на его чувства. Но она уже полностью избавилась от этого увлечения. Осенью 1907 года они несколько раз встречаются – и в ноябре расстаются окончательно. В следующий раз они встретятся лишь в августе 1916 года, а затем – на похоронах Блока.
Популярность стихов Блока к этому времени достигла апогея. Бесконечные признания, записочки и телефонные звонки, досаждавшие ему постоянно, раздражали поэта, для которого «незнакомки, дымки севера» не были расхожим клише, а служили знаками чего-то невыразимого, таившего в себе смутное предчувствие грядущих катастроф. Великая актриса Вера Федоровна Комиссаржевская пригласила к себе Всеволода Мейерхольда ставить «Балаганчик».
Пока шла работа над этим спектаклем, Блок подружился со многими, кто был связан с театром Комиссаржевской, а спустя несколько месяцев он увлекся одной из актрис труппы – Натальей Волоховой. Эффектной брюнеткой, старше его на два года. Позже он напишет ей:
«Посвящаю эти стихи Тебе, высокая женщина в черном, с глазами крылатыми и влюбленными в огни и мглу моего снежного города».
Я в дольний мир вошла, как в ложу.Театр взволнованный погасИ я одна лишь мрак тревожуЖивым огнем крылатых глаз.Они поют из темной ложи:«Найди. Люби. Возьми. Умчи».И все, кто властен и ничтожен,Опустят предо мной мечи.И это тоже о ней.
Но… Все началось с постановки «Балаганчика». Еще до премьеры, до той самой скандально-знаменитой премьеры, Блок стал пропадать в театральных уборных Веригиной, Волоховой, Екатерины Мунт. Веселил, поддразнивал их. А однажды послал Волоховой розы со стихами, которые привели ее в восторг и смущение.
С тех пор после спектаклей они бродили по пустынным улицам или уносились в снежную даль на лихачах. Потом, разгоряченные, являлись в дом Блоков. Развеселая ватага людей Искусства, хмельная от счастья и свободы, вваливалась в гостиную, роняя на ковры комья хрусткого снега. Бывало, они засиживались в гостях у Блоков до утра.
