Между тем «Анне» — этой «Куин Мэри» для бедных — было уже за пятьдесят, и она являла собой не туристический лайнер, а жалкое корыто, поэтому, чтобы подготовить ее к плаванию, требовалось многое сделать.
Нужно было соорудить нары в восемь этажей, а чтобы люди могли на них взбираться, возвести высокие лестницы. Кроме того, между рядами нар следовало оставить достаточно широкие проходы. Подсчеты показали, что на каждого пассажира на этих нарах можно выделить не более пятидесяти сантиметров. Кроме того, между нарами и машинным отделением следовало построить перегородку, иначе в зоне нар стояла бы нестерпимая жара.
В самом машинном отделении предстояло сделать отверстия, через которые могли бы вылетать наружу облака угольной пыли.
Нужно было оборудовать вентиляцию, достаточную для пространства, где находится несколько тысяч человек.
Нужно было предусмотреть места для матросов, провести водопровод и канализацию.
Нужно было заранее приготовиться к тому, что туалетов не хватит из-за ограниченного места на палубе.
Нужно было решить, где складировать воду и продукты, и оборудовать пункты раздачи пищи.
Нужно было оставить на палубе место, где пассажиры могли бы (хоть один час в сутки) прогуливаться.
Нужно было придумать, как избежать давки, когда пассажирам, желающим сходить в туалет, получить паек, помыться или подышать воздухом, придется подниматься из трюма на палубу, а затем спускаться обратно в трюм. По подсчетам Йоси и Биньямина выходило, что такое перемещение будет происходить примерно четырнадцать тысяч раз в день, и они решили, что люди должны подниматься и спускаться организованными группами и за этим процессом должны наблюдать специально назначенные дежурные.
Нужно было сделать так, чтобы на одном борту не оказалось одновременно слишком большое количество людей, поскольку это могло привести к опасному крену: ведь водоизмещение корабля равнялось всего 1800 тоннам, а ожидаемый общий вес пассажиров составит не менее ста восемьдесят-двухсот тонн.
Нужно было для обеспечения порядка создать нечто вроде корабельной «полиции», в которую было решено набрать выходцев из разных стран.
И нужно было заранее продумать, куда помещать и как лечить заболевших.
Одним словом, Йоси и Биньямину предстояло решить одновременно много очень сложных задач.
Кстати, было решено не брать на борт беременных женщин, хотя все понимали, что отказывать им будет непросто. В самом деле: как отказать женщине, которая два года бродила по горам и которой больше некуда идти? Как сказать ей, что она сможет сесть на корабль только после того, как родит? Не на пристани же ей рожать…
Хотя Йоси и не говорил по-гречески, в процессе подготовки «Анны» к плаванию ему волей-неволей приходилось вступать в контакт с местными рабочими. Некоторые из них чувствовали, что участвуют в чем-то подозрительном, а кое-кто и вовсе был подкуплен англичанами и занимался доносительством, поэтому Йоси, чтобы не слишком сильно мозолить им глаза, время от времени уезжал в Афины, где ночевал попеременно на одной из двух снятых агентством «Алия-Бет» квартир. Кроме того, ему приходилось регулярно менять документы, а также, чтобы не слишком выделяться из общей массы, ходить с товарищами в кино и ночные клубы. Он до сих пор помнит размалеванные лица портовых проституток, которых увидел там впервые: их вид поначалу произвел на него, пуритански воспитанного уроженца Палестины, шокирующее впечатление. Но, даже сидя с друзьями в каком-нибудь клубе, Йоси не чувствовал себя в безопасности и, вместо того чтобы пить и развлекаться, думал о путях отхода в случае облавы, и представлял себе, как они выпрыгнут из окна и побегут по закоулкам, кишащим голодными ворами, готовыми на все, лишь бы выжить в полуразрушенном войной городе, где печки топили лошадиным навозом, поскольку угля не хватало.
В ходе подготовки к отплытию Йоси приходилось заниматься самыми разнообразными делами — например, складированием консервов, «позаимствованных» на военных английских складах, — а однажды ему довелось иметь дело с профессиональными фальшивомонетчиками. Это была группа евреев, которые выжили в лагерях смерти только благодаря тому, что, по заданию немцев, в рамках экономической войны, которую те вели против стран-союзниц, занимались подделкой английских банкнот, а после войны стали зарабатывать на жизнь подделкой документов и другими темными делишками. Как правило, они селились рядом с лагерями для перемещенных лиц или возле портов, где было много потенциальных клиентов. Йоси смотрел, как они старательно и сосредоточенно вырисовывают фальшивые бумажки — а делали они это великолепно, — и размышлял о том, что ожидало его в недалеком будущем.
Впоследствии, когда на заседании Еврейского агентства обсуждался вопрос о судьбе «Кнессет-Исраэль», Гиора Юспеталь презрительно назвал его «плавучим домом престарелых». Для него, как и для некоторых других руководителей еврейского ишува в Палестине, существовало два Холокоста — «хороший», в котором мужественно сражались с нацистами узники еврейских гетто, и «плохой», в котором часть евреев погибла, а часть непонятно каким образом осталась в живых. Некоторые высокомерные уроженцы Палестины открыто выражали недоумение тем, что евреи, которых убивали и унижали, не оказывали сопротивления. Давид Шалтиэль, который во время Войны за независимость командовал иерусалимским гарнизоном, говорил, что выживших нельзя жалеть в принципе, ибо они уцелели только потому, что были эгоистами и беспокоились исключительно о себе. А еще один из политических лидеров ишува, видевший, как пассажиры «Кнессет-Исраэль» дрались с англичанами, брезгливо заявил: «Кучка стариков и сопливых детишек из какого-то занюханного местечка. Только их нам здесь и не хватало».
Даже Бен-Гурион — эта воистину трагическая фигура еврейской истории, этот «большевик», утративший веру в коммунизм, религиозный фанатик, не веровавший в Бога и не имевший духовного наставника, человек, чью душу раздирали противоречия и в чьем сознании причудливым образом перемешались гетто, пустыня и мечты о царстве, — даже он, как и многие другие в Палестине, не всегда понимал, что катастрофа, постигшая европейских евреев, стала возможна благодаря беспримерной методичности, с которой работал конвейер смерти. И хотя в конечном счете Бен-Гурион все-таки осознал, что евреи Европы были бессильны и не могли оказать сопротивления нацистам, что их трагедия является обвинением не только всему остальному миру, закрывшему на нее глаза, но и тем заносчивым палестинским евреям, которые не хотели ничего видеть и слышать и не понимали исторических обстоятельств, которые сделали ее возможной (об этом свидетельствуют его слова: «нельзя забывать, что те, кто выжил в лагерях смерти, — обвинители, тогда как мы — обвиняемые»), — даже он однажды не сдержался и заносчиво заявил: «В Палестине не могло случиться того, что произошло в Польше. Нас бы тут в синагогах не перерезали».
От отца и своих предков Йоси унаследовал практицизм и здоровое трезвомыслие. Он никогда не плыл вместе с другими по течению, и его не привлекал дешевый героизм. Когда его учитель Ицхак Садэ расформировал «полевые роты» (созданные на основе «Нодедет» во время похода на Ханиту) и начал создавать «Пальмах», Йоси выступил на стороне Бен-Гуриона, который был решительно против создания чересчур воинственной и слишком «социалистической» армии. И хотя Вингейт его тогда поддержал, это стоило ему утраты покровительства Садэ.
