В те же дни, когда мы оказывались на высоте, Вати (так полагалось по чеченским обычаям мне называть старшего брата Бекмурзу) ходил «гоголем» и часто шутил. Так как обстановка сиюминутно менялась, градусник настроения Вати точно так же перескакивал с «очень холодно» до сорокадвухградусной отметки. Я начала бояться, что он не выдержит и заболеет от этих политических потрясений. Когда никто не приходил и он пребывал в унынии, я отвлекала его расспросами о юности.
Он рассказал много интересного о высылке в Казахстан, поскольку был тогда восемнадцатилетним юношей и все хорошо запомнил. Вати был довольно образован для своего времени, и поэтому его даже взяли работать на почту, что было настоящей удачей для всей семьи.
Большинству ссыльных переселенцев устроиться куда-нибудь не удавалось. Во время возвращения ссыльных чеченцев на родину, учитывая грамотность, Вати назначили начальником переселенческого пункта. Но после возвращения на родину у многих появилось огромное чувство разочарования. Их дома в Грозном были заняты приезжими русскими, которые и не собирались их оставлять, родовые башни взорваны и разграблены, а для чеченцев выделены бросовые участки земли по шесть соток далеко за городом, без канализации, электричества, воды и газа. Люди начали роптать, некоторые из недовольных даже накинулись на Вати: «Зачем ты нас сюда привез?» В отчаянии Вати был близок к самоубийству, однако ночью ему приснился Всевышний. «Он был похож на огромное слепящее солнце, на него было просто невозможно смотреть, но какое чувство успокоения и любви шло от него! Он сказал, чтобы я не расстраивался, все пройдет само собой. И прошло, люди постепенно начали обустраиваться и про меня забыли…»
А ходоки к нам все шли и шли, их контингент переменился, теперь это были уже руководители-хозяйственники, надеющиеся занять посты в новом Кабинете министров. За несколько месяцев борьбы народа за независимость, пользуясь бесконтрольностью, они уже успели разворовать многое. Самое интересное то, что даже внешне они совсем не походили на чеченцев, как правило, стройных и подтянутых и в старости, «трудовая мозоль» чревоугодия была их отличительным физическим признаком.
Тлетворное влияние России оборачивалось самым разрушительным образом среди высшего, так называемого «должностного слоя»; надо было буквально ежечасно «продавать родину и своих собратьев», чтобы занять хоть какой-нибудь значительный пост. Почти все были тайными сотрудниками КГБ. Предложения сыпались ежедневно и в массовом порядке, в ход пускались все изощренные способы: от родственных связей, которые в республике очень сильны, до подкупа и шантажа — отработанных методов советской системы. Разогнанные сотрудники спецслужб начали свою привычную тайную работу против молодой республики.
Здание МВД оставалось главным штабом подрывной деятельности, но бывший министр МВД Умар Алсултанов оказался нашим сторонником и уже успел найти единомышленников.
Именно в те дни и появилась злополучная фигура Бислана Гантемирова. Под видом ярого сторонника независимости он сумел втереться в доверие ко многим. В те дни были оставлены без всякого контроля архивы КГБ, их разграбили те, кто должен был их охранять, в основном люди Бислана. Оружие исчезло также незаметно. В этот переходный период был временно создан КОУНХ (Комитет управления народным хозяйством), Яраги Мамодаев поставлен его председателем, Рамзан Гойтемиров — помощником президента по науке, Дауд Ахмадов — помощником президента. На очередном заседании ОКЧН («окоченелых», как прозвали их в народе) Джохар сказал: «Поднимитесь те, кто не хочет должность». Поднялось человек пятнадцать. Тогда он улыбнулся и сказал: «Работать не хотите?» И получил ответ: «Когда будет надо, мы встанем рядом в любое время, чтобы поддержать». Джохар поблагодарил всех своих старых соратников.
В сентябре я уехала в Эстонию забрать документы из Тартуского университета, где училась наша дочь Дана, и за вещами. За какой-то месяц я успела сделать многое: состоялась персональная выставка моих картин и первое выступление перед тартуским русским культурным обществом. По их просьбе я рассказала о событиях, происходящих в Чеченской Республике, читала стихи. Картины всем понравились и стихи тоже, я была счастлива, что сумела понятно объяснить все, чему была свидетелем. «Никто в нашей республике не собирается выселять или притеснять русских, столько лет они прожили вместе с соседями в мире и дружбе. Просто чеченцы стали хозяевами своей земли. И разве не неотъемлемое право каждой нации распоряжаться своей судьбой? До каких пор Россия в роли старшего брата будет выкачивать чеченскую нефть, оставляя народу только один процент от его национального богатства?» Одним из первых законов впоследствии стал закон о равных правах всех граждан вне зависимости от национальности и отдельный указ Джохара об особой защите нечеченского населения, граждан республики.
«Противостояние аппетитам хищного российского правительства не должно распространяться на беззащитных российских граждан. Раз они живут вместе с нами, они стали полноправными гражданами нашей республики, а мы в обиду своих людей не дадим!»
Джохар Дудаев. Незадолго до моего отъезда в Тарту приехала журналистка Мариам Вахидова. Она сняла короткометражный фильм о службе Джохара в Тарту, собрала воспоминания и пожелания его друзей и сослуживцев. Потом рассказала о последних событиях в республике, в частности и о новом окружении Джохара. Я не спала всю ночь.
Сами собой начали слагаться слова и получались строчки нового стихотворения-басни «Лев и шакалы».
Я написала его за три часа и успела отдать Мариам, которая уезжала в восемь утра, попросив передать его Джохару. Мне хотелось предупредить Дуки. Но Мариам отдала его в редакцию, и в октябре в республиканской газете «Голос Чечено-Ингушетии» появилась басня «Лев и шакалы» под псевдонимом Алдэст. Псевдоним придумала сама редакция (Алла Дудаева, Эстония).
Лев и шакалы
По джунглям, месяц, не присев, Идет-бредет усталый лев. За ним услужливо шакалы В его спасительной тени И объясняются в любви… «О как ты смел, о как ты прям! Ты выше круч, ты тверже скал. Мы все на смерть пойдем с тобой, Лишь только клич издай — мы в бой! Жаль, только голод подвел брюхо, К души порывам оно глухо, И пищи нет который день…» Вдруг на тропу упала тень. Там впереди стоял капкан… И с новой силой: «Как ты прям! Как ты силен! Как ты могуч! Ты выше гор! Ты выше туч! Что для тебя этот капкан? Станцуешь ты на нем канкан! Ты лапой вмиг его собьешь И прямо по тропе пройдешь!» И гордо гривой лев повел, и… Прямо по тропе пошел. Так этот лев попал в капкан. И был чудовищный канкан На шкуре льва. Мораль сей басни такова: Если ты горд, силен и прям — Не угоди в такой капкан. Не верь тем, кто в любви клянется, Прямой в поклоне не согнется, Лишь у льстеца хребет кривой, А ты заплатишь головой!
ПЕРВАЯ АГРЕССИЯ
