Он, не колеблясь, передавал командование Ефременкову. Они служили вместе почти три года. Крупный, молчаливый, с выразительным лицом, Ефременков был полной противоположностью Маринеско. Место командира теперь занял один из радистов, который собирался выкурить папиросу, но ветер вырвал ее из рук и он чертыхнулся на погоду.
В этот момент Виноградов показал рукой в направлении побережья, где он заметил огонек. Вначале он подумал, что это огонь маяка на Хельской косе. Ефременков изучил перед всплытием карту района и посчитал, что вспышки принадлежат маяку Риксгёфт. Но это мог быть и другой маяк на полуострове Хель.
Он вызвал Редкобородова на мостик, чтобы определить точное местоположение неизвестного объекта. Вспышки затрудняли определение позиции объекта (собственно говоря, им не удалось установить ее, так как координаты, которые Маринеско позднее указал в отчете, находились на десять миль в стороне от цели). Вместе с тем это могло означать, что из Данцигской бухты вышел конвой, который вскоре должен повернуть на запад от полуострова Хель.
Когда Виноградов доложил о новых огоньках, стало совершенно ясно, что это корабли. Ефременков попросил Маринеско вернуться на мостик, объявил боевую тревогу и приказал команде занять места согласно боевому расписанию. Было 21.10 по московскому времени. Первым делом Маринеско решил перевести «С-13» в позиционное положение, чтобы легче было уйти в глубину. В случае обнаружения вражеские сигнальщики и радары смогли бы увидеть только силуэт небольшого судна. Волны, перекатывавшиеся через лодку, также ввели бы радары противника в заблуждение в условиях штормящего моря.
«С-13» была похожа на небольшой утес, который во время прилива скрывался под волнами. Однако такое положение лодки доставляло дополнительные трудности боцману Николаю Торопову. Если бы он потерял контроль, волны накрыли бы лодку в тот самый момент, когда на мостике находились офицеры и был открыт рубочный люк. В этом случае «С-13» ушла бы на дно и осталась там навечно.
Шнапцев без устали работал на своей акустической аппаратуре. Он доложил о запеленгованном шуме: «Винты корабля по курсу 160 градусов. Цель быстро удаляется. Крупный корабль с двумя винтами. Возможно, крейсер». Сообщение должно было понравиться Маринеско, так как ни одной советской подводной лодке не удавалось до сих пор потопить немецкий корабль больше тральщика. Шнапцев не ошибся: это, действительно, был крейсер, находившийся у побережья с целью оказания огневой поддержки немецким войскам. Через несколько часов крейсер «Адмирал Хиппер» открыл огонь.
Редкобородов приступил к расчету курса на перехват цели, затем Маринеско пробурчал (как это витиевато описано в книге В. Геманова «Подвиг тринадцатой»): «Думаю, что надо бы увеличить ход. Мы не должны опоздать на нашу долгожданную встречу. Эти твари, случись им оказаться на нашем месте, ничего бы нам не простили».
Произносил ли он эти слова или нет, — неизвестно, но в любом случае они соответствовали его характеру. За его бунтарским, строптивым поведением скрывался отличный знаток подводной войны, пришедший к выводу, что советскую тактику нужно принципиально менять, для того чтобы топить конвои, спасавшиеся бегством.
Он давно хотел опробовать на практике немецкий метод — атаковать из надводного положения и использовать «С-13» не в качестве подводной лодки, а как торпедный катер, способный нырять под воду. Это был рискованный способ, который абсолютно противоречил устаревшим русским и британским концепциям. Первоначально он приносил немцам небывалый успех. Лучше всего он подходил для атак в ночных условиях, когда подводная лодка могла незаметно проскользнуть сквозь строй конвойных кораблей и под прикрытием теней от их силуэтов выйти на курс, параллельный конвою. Особенно этот маневр удавался, когда луна освещала цель. В надводном положении подводная лодка двигалась и маневрировала почти с такой же скоростью, что и корабли сопровождения, могла использовать все свои орудия и намного точнее стреляла торпедами. Используя противолодочный маневр, субмарина могла перехитрить конвой и вызвать замешательство в его рядах.
Разумеется, это был чрезвычайно опасный маневр. Самолеты дальнего радиуса действия, оборудованные радарами, способные атаковать подводные лодки в ночных условиях, в конце концов потопили такое множество субмарин, что те вновь были вынуждены стрелять торпедами из подводного положения. Экипаж противолодочного самолета, отчетливо увидев лодку на экране радара, фиксировал ее лучами прожекторов, и у нее уже не было шансов ускользнуть от его бортового оружия и глубинных бомб.
Но подобные рассуждения не могли помешать Маринеско, так как на Балтике отсутствовали немецкие самолеты, оборудованные радарами. Ему достаточно было только отслеживать появление кораблей противолодочного охранения, которых у немцев также не хватало. «Если осторожно сближаться с целью, то риск не будет слишком большим», — рассуждал Маринеско. Насколько недисциплинированным был капитан на берегу, настолько расчетливым и собранным становился он на борту своего корабля. Маринеско решил атаковать из надводного положения.
Глава 15
На Балтике снежные заряды, приносимые с берега, не редкость. Они налетают без предупреждения, полностью ослепляют корабль и исчезают так же внезапно, как и появляются. Один из таких зарядов накрыл «С-13». Люди, стоявшие на мостике, ничего не могли различить. Сигнальные огни исчезли. Но как только заряд улетел, Маринеско увидел не только огни, но и очертания двух кораблей: небольшого и огромного.
В одном из интервью, отраженных в официальной истории Краснознаменного Балтийского флота, Маринеско вспоминает: «Когда метель прекратилась, я вдруг увидел силуэт океанского лайнера. Это был огромный корабль. Он шел с включенными ходовыми огнями (по утверждению Н. Я. Редкобородова, лайнер был полностью затемнен. — Ю.Л.). Я тотчас понял, что его водоизмещение около 20 000 тонн, никак не меньше. Я также был уверен, что он был переполнен теми, кто раньше топтал нашу Матушку-Русь, а теперь спасался бегством. Лайнер должен был быть уничтожен, решил я, и сделает это “С-13”. Но меня волновал вопрос: где и когда? В душе я уже решил атаковать его из надводного положения, чтобы повысить вероятность поражения носовыми торпедами.
Затем мне в голову пришла мысль обойти конвой с кормы и атаковать его со стороны побережья. Отсюда они вряд ли ждали нападения. Их сигнальщики были заняты тем, что пристально осматривали открытую часть моря. Мы должны были только правильно произвести расчеты и действовать без паники».
Он приказал держать максимальную скорость до тех пор, пока не вышел на параллельный курс с «Вильгельмом Густлофом» и не оказался между ним и побережьем. Подводную лодку могли обнаружить, если бы луна вышла из-за облаков и снежных зарядов. Побережье играло при этом роль теневого фона. Все зависело теперь от везения и внимательности немецких вахтенных сигнальщиков.
Вдруг возникло два опасных момента. Неожиданно взлетела сигнальная ракета и застыла на несколько мгновений на небе. Маринеско задавался вопросом, было ли это сигналом, что его обнаружили, или таким образом немцы давали знак на изменение курса. Затем с лайнера последовали мигающие световые сигналы, возможно в направлении «С-13». Сигнальщик Виноградов, который мог читать немецкие морские сигналы, отсемафорил короткую фразу на немецкий манер. Ответа не последовало (Н. Я. Редкобородов отрицает все это. — Ю.Л.).
