А потом к ванне подбежал щенок, все с тем же красным резиновым мячиком во рту.
– Нет, только не сейчас, – пробормотала Эдит.
Но обаятельный щенок махал хвостиком и скулил, настаивая. Эдит улыбнулась – было видно, что малыш совсем ожил в тепле.
– Ну, хорошо, – девушка вытащила руку из воды – воздух оказался бодрящим – и взяла мячик.
Апорт! Она бросила мячик, и щенок пулей бросился ему вдогонку, вылетев из ванной в полумрак спальни.
Эдит показалось, что она вновь услышала шуршание. Но Томас так и не появился. Им еще предстоит… узнать друг друга. Он никогда не видел ее в ночной рубашке. Тайны брачного ложа все еще оставались тайнами. Но теперь, в их собственном доме… быть может, он как раз сейчас кладет бутылку с горячей водой между простынями и разжигает камин. Ей показалось трогательным, что баронет занимается подобными мелочами. Так больше продолжаться не будет. Как только деньги будут переведены, Шарпы опять заживут той жизнью, к которой привыкли, – жизнью прирожденных господ.
Щенок вернулся с победой, сжимая мячик миниатюрными челюстями, и еще раз положил свой приз рядом с ванной.
– Ш-ш-ш, потише, – велела она ему, прислушиваясь, не идет ли Томас. Интересно, что я должна сделать, подумала Эдит: она не взяла ночнушку с собой в ванную комнату, надеясь, что у нее еще будет время проскользнуть в спальню и привести себя в порядок. Или не привести, если Томасу придет в голову….
Собака в нетерпении взвизгнула и зацарапала ногтями по плиткам пола.
– Ну, ладно. Апорт! – еще раз крикнула Эдит и еще раз бросила мячик. Собака исчезла и через мгновение появилась с мячом во рту, рыча от восторга.
Она опять бросила мяч, и щенок опять бросился за ним. Она ждала, краем уха прислушиваясь к звукам в спальне. Там все-таки кто-то был. Боже! А вдруг это Финлэй? Если он единственный слуга в доме, то он сейчас может распаковывать ее вещи. Эта мысль привела ее в замешательство. С этим придется что-то делать. Но для начала надо позвать собаку и задержать ее в ванной. Ничто не указывало на то, какие части Дома могут быть «небезопасными», как сказала Люсиль, и не хотелось бы, чтобы щенок провалился сквозь прогнившие доски пола или потерялся в анфиладе заброшенных комнат.
Секунды бежали, но собака все не возвращалась. Прошла, наверное, целая минута. Волнение Эдит усилилось. Она наполовину приподнялась из воды, абсолютно уверенная, что в спальне кто-то есть. Кто-то, кому давно уже пора было назваться.
Что-то не так, подумала она. Это очень странно.
И опять ей в голову пришло воспоминание о женщине в лифте – ее тело покрылось гусиной кожей, даже та его часть, которая находилась в горячей воде. В комнату вбежал щенок. На этот раз он был без своей игрушки, но все равно гордо уселся, ожидая похвалы.
– Собачка? Ну подойди же, глупая. А где мячик? – позвала она его. Но он просто весело смотрел на нее.
А потом она услышала глухой шум.
В ванную вкатился подпрыгивающий мячик.
Вкатился сам по себе.
#
Оно наблюдало.
Скрытая тенью, по спальне ходила худощавая фигура. Темная, призрачная, странно двигающаяся, хватающаяся за воздух длинными костистыми руками, как слепой попрошайка. Все ее движения были нечеткими и отрывистыми. Фигура спотыкалась и неестественно останавливалась, как будто принадлежала другому времени и месту.
Невинная новобрачная, как Венера из пены, поднялась из ванны и потянулась за очками. Неловкая от страха, она тут же их уронила. Очки ударились о плитку, но, по счастью, не разбились.
Фигура в спальне дернулась. А потом, привлеченная звуком, почти застенчиво высунулась из-за угла и открыла раздвигающуюся дверь.
Увидят ли они друг друга?
Новобрачной наконец удалось нащупать свои запотевшие, мокрые очки, и она поспешно завела их дужки за уши. Когда конденсат слегка очистился, она вышла из ванны и закуталась в халат.
Наполовину спрятанная фигура увидела, как Эдит подходит все ближе, и пригнулась.
И, тем не менее, она ее обязательно увидит.
Но почему? Ведь другие ее не видели?
Не видели.
Ей всегда удавалось ускользнуть.
Поэтому, когда молодая женщина вошла в комнату, та была пуста до тех пор, пока в ней не появился ее муж с подносом в руках.
– Люсиль приготовила тебе чай, – произнес он с улыбкой, а потом пристально посмотрел на Эдит. – С тобой все в порядке? Ты очень побледнела.
Она ничего не стала ему говорить. Ни в чем не призналась. В конце концов, хоть она его и любила, но знала еще недостаточно хорошо.
Ей еще предстояло многое себе доказать.
И о многом узнать.
#
Медленный, тягучий, монотонный, набегающий волнами шорох.
Залитые голубым лунным светом сухие листья перекатываются по галереям и переходам, шторы на окнах шевелятся. Скрипы и стоны, тени и отражения.
Под снегом, на фоне холмов, возвышается на пустоши Аллердейл Холл, хранящий в себе Тьму.
#
Счастливая Эдит успокоилась, оказавшись в постели. Вокруг нее суетился Томас – поправлял огонь в камине и подносил ей чай в изысканной чашке, которая подтверждала, что Шарпы знавали лучшие времена. Потом она сделала глоток, и чай показался ей довольно горьким. Томас с удивлением приподнял бровь, увидев ее гримасу, и Эдит стало стыдно за то, что она его разочаровала.
– Тебе не нравится? – спросил баронет.
– А что это? – в Лондоне они никогда не пили ничего подобного.
– Ягоды пироканты. Тебе это полезно, – ответил Томас.
– Немного горько, – призналась она, и на его лице появилось печальное и загнанное выражение, которое появлялось на нем в самые странные моменты – даже тогда, когда, по идее, он должен был быть абсолютно счастлив. Она не понимала, чем была вызвана эта меланхолия, но пообещала себе, что навсегда сотрет ее с его лица. С ней он будет настолько блаженно счастлив, что начисто позабудет все, что когда-либо омрачало его настроение.
– Боюсь, что в этой части Англии не растет ничего сладкого, Эдит, – объяснил Томас. – Для того чтобы тебя не съели, для того, чтобы выжить, необходима немалая толика горечи.
Его слова странно контрастировали с тем, как он их произносил. Но они немного испугали Эдит, напомнив ей о том, что Люсиль говорила тогда, в парке Делавер, собирая бабочек для того, чтобы кормить ими свой кокон. Тогда она сказала, что у них живут только насекомые, способные черпать силы из холода и темноты. Мертвые головы. И зимние мухи тоже? Из мух появляются опарыши. Значит, Кумбрия производит мертвые головы, горькие ягоды, опарышей и кроваво-красную глину?
Куда она попала?
