Вы все проказники,Вы безобразники,Вы хулиганщики,Вы все обманщики!
У самого дома Головешка сказал:
– Никогда в жизни со мной такого не было.
Тут Лёлишна всплеснула руками, ойкнула!
Из подъезда выходил дедушка.
– Кто тебе разрешил? – жалобно спросила она. – Ведь вечером идти в цирк. А если ты поднимешься на пятый этаж, тебе ведь опять будет плохо. И никакого цирка мы не увидим!
– Не беспокойся, – гордо отозвался дедушка. – Я совершенно здоров. Могу даже в футбол играть. Все лекарства можешь вылить в раковину. Они мне больше не понадобятся. И не могу же я целыми днями сидеть в помещении? Мне нужно гулять, дышать свежим воздухом, общаться с людьми.
– Всё это так, – грустно произнесла Лёлишна, – но в цирке нам сегодня не бывать.
– Повторяю, – сказал дедушка, – я феноменально здоров.
– А Пара пропал! – из окна крикнула Сусанна. – И найти не могут! А найдут, пороть будут! Ой, посмотреть бы!
Никто ей ничего не ответил, и она закричала ещё громче:
– Всем попадёт! Всех пороть будут!
Ребята скрылись в подъезде.
Сусанна от злости покрылась разноцветными пятнами и крикнула:
– И тебе, дед, попадёт!
Дедушка счёл за лучшее быстренько уйти.
А вслед ему раздалось:
– И тебя пороть будут!
Ребята поднялись на пятый этаж, вошли в квартиру.
– Сразу за дело, – скомандовала Лёлишна, – я сейчас найду выкройку, а ты, Владик, снимай одежду,
Сняв ковбойку и брюки, Головешка сел в угол на табурет и проговорил:
– Чудеса какие-то. Средь бела дня раздели.
А когда Лёлишна бритвой стала распарывать брюки, он выхватил их и закричал:
– С ума спятила?!
Виктор сказал:
– Сиди ты и не чирикай!
А Головешка чуть не плакал: на его глазах его брюки превращались в куски материи.
А Лёлишна с Виктором смеялись. Из старых газет они сделали выкройки, мелком перенесли контуры на материю и давай её резать.
– Такие хорошие штаны были! – жалобно воскликнул Головешка. – Чего они вам не понравились?
– Молчи, – весело отозвалась Лёлишна, – ещё спасибо скажешь. И брюки у тебя будут, и берет из остатков получится.
Короче говоря, скоро началась примерка.
Головешка подошёл к зеркалу, взглянул на себя…
И обнял Лёлишну.
И смутился.
И она смутилась.
И даже Виктор смутился.
– Ну что ты… – пробормотала Лёлишна, – ещё рано благодарить, ещё сшить надо.
Она открыла швейную машину.
Головешка крутил ручку, а Виктор поддерживал материю.
Если бы вы видели, что творилось с Головешкой! Он крутил ручку, приплясывал и кричал петухом.
До того докукарекался, что охрип.
А когда он облачился в новые брюки, закричали все трое.
Лёлишна стала шить берет.
Виктор повёл своего нового знакомого в ванную.
Отмываться.
Вернее, отмывать.
И вот, чистый, причёсанный, заштопанный и перешитый, в берете, стоял Головешка перед зеркалом и шептал удивлённо:
– Какой я, оказывается, красивый… Вот ещё бы ботинки подрезать… перешить бы их как-нибудь… Тогда бы все сказали: «Вот вам и Головешка!»
– Забудь ты про своё прозвище, – сказала Лёлишна, – забудь. Будто его и не было.
