– Значит, светская жизнь вас не прельщает? – поинтересовалась Новелла, желая узнать больше о частной жизни хозяина дома.
– Не особенно. Я предпочитаю покой. Лошади, деревня, охота – вот все, что мне нужно для счастья.
– Звучит превосходно, – заявила Новелла, все сильнее чувствуя, что с этим человеком ей хотелось бы проводить больше времени. Потом, немного осмелев, она затронула тему, обсудить которую ей хотелось больше всего.
– У вас, вероятно, отбоя нет от приглашений на балы, ведь вы единственный холостяк на мили вокруг. Я не удивлюсь, если ваше имя значится в списке каждой юной леди в округе.
Сэр Эдвард смеялся громко и долго.
– Вы мне льстите, Новелла. Но ваше предположение верно, я действительно получаю много приглашений. Однако я все еще не встретил ту единственную, которая могла бы стать моей женой… Это должна быть необыкновенная женщина.
– Значит… о браке вы не думаете? – Новелла поверить не могла, что осмелилась на подобную прямолинейность. – Мой папа всегда говорил, что любовь – это смысл жизни. Они с мамой были так счастливы…
Поразившись собственной смелости, Новелла зарделась, как маков цвет, отвернулась и сделала вид, что рассматривает картину на стене.
– Мужчина думает всегда… – промолвил сэр Эдвард, всмотревшись в Новеллу, когда их взгляды наконец снова встретились. – Но, когда придет время, я сделаю выбор, и вы первая услышите об этом.
Пока он буравил ее глазами, стояла неловкая тишина. Новеллу вдруг охватила страшная стыдливость. Что это на нее нашло? Как осмелилась она задавать такие вопросы?
«На меня это совсем не похоже, – сказала она сама себе, складывая и раскладывая салфетку. – В конце концов, мне это не так уж интересно».
Однако Новелла знала, что не честна перед собой. Интерес к сэру Эдварду был не менее жадным, чем аппетит за обедом. Но она пыталась побороть истинные чувства.
– Новелла?
– Простите, я задумалась.
– Это я вас утомил. Сегодня был тяжелый день, и вы, несомненно, устали.
– Нет, нет, – возразила она. – Пока мама так болеет, мне и поговорить почти не с кем. Поскольку в моей жизни ничего хорошего не происходит, мне очень приятно побеседовать о чем-то отвлеченном.
– Тогда, быть может, вы согласитесь выпить со мной кофе в гостиной?
– С удовольствием! – воскликнула Новелла, радостно всплеснув руками.
Сэр Эдвард снова предложил ей руку, и по ее телу пробежали мурашки, когда она взяла его под локоть.
По пути в гостиную Новелла почувствовала запах мыла и бриллиантина. Такие же мужские запахи когда-то исходили от ее любимого папы.
«Он очень напоминает папу, – подумала она, опускаясь на большой шелковый диван. – Он разговаривает со мной так, будто я самый важный человек в мире».
Позже эта мысль не давала Новелле уснуть всю долгую ночь. Она металась и ворочалась, хотя кровать была невероятно удобной.
Поэтому, когда на следующее утро пришла горничная с чайным подносом, Новелла чувствовала себя ничуть не свежее, чем вечером, когда голова ее впервые коснулась подушки.
– Доброе утро, миледи. Сэр Эдвард говорит, что будет завтракать с вами в девять. Если желаете, я наберу ванну.
– Спасибо, с удовольствием освежусь.
Приняв ванну и надев все то же голубое платье, Новелла расчесала волосы и убрала их наверх. Она уже начала привыкать одеваться самостоятельно. Более того, ей даже понравилось изобретать новые способы преподносить в выгодном свете свои роскошные темные волосы.
– Какая жалость, что я не додумалась взять с собой смену одежды, – простонала она, с тоской глядя на свое пыльное платье. – Сэру Эдварду уже надоело видеть меня в этом.
Однако, когда она вошла в столовую, лицо сэра Эдварда озарилось.
– Новелла! Вы восхитительно выглядите этим утром.
– Спасибо, – пролепетала Новелла, думая о том, что сама себя она вряд ли назвала бы привлекательной.
Срезав верхушку яйца, она молча принялась за еду.
«Почему сегодня рядом с сэром Эдвардом я чувствую себя так неловко? – удивлялась она, намазывая на хлеб кусочек густого, жирного масла. – Вчера я была совершенно спокойна, а сегодня стесняюсь, прямо как школьница!»
Она чувствовала, что сэр Эдвард по-прежнему смотрит на нее.
– Новелла, как думаете, вы сможете когда-нибудь покинуть Краунли-холл?
– Боже, не представляю, чтобы я пошла на такое, – ответила она, как-то чересчур быстро.
– Но, если вы выйдете замуж…
– Моему мужу придется поселиться в Холле.
– Это может оказаться не так-то просто при вашем отчиме.
– Я уверена, к тому времени, когда я найду подходящую пару, его уже давно не будет на этом свете.
На лицо сэра Эдварда надвинулась тень. Новеллу охватило отчетливое ощущение того, что этот разговор должен был привести к чему-то, но к чему? Об этом она боялась думать.
– Значит, пока что вы не намерены связывать себя брачными узами?
Новелла ответила не сразу.
Вдруг глубоко в душе она отчетливо поняла, что любит сэра Эдварда, всем сердцем, и открытие это смутило ее настолько, что она уже не могла держаться естественно.
– При больной матери я ничего не могу говорить наверняка, – наконец произнесла она.
– Конечно, я понимаю, но, если она, боже упаси, встретится с Создателем, тогда вы задумаетесь об этом? Такой красивой девушке, как вы, не пристало жить одной в этом мире.
«Что теперь сказать? – запаниковала Новелла. – Я не знаю, как продолжать этот разговор, но как хочется узнать, что он мне скажет!»
– Вы правы, я бы не желала оставаться одной, – в конце концов ответила она немного напряженно.
– Значит, в таком случае вы не откажетесь принять предложение? – спросил сэр Эдвард, глядя на нее горящими от любви зеленовато-серыми глазами.
Сердце Новеллы забилось так быстро, что она испугалась, что упадет в обморок. Потеряв всякий интерес к завтраку, она опустила ложку и посмотрела на сэра Эдварда.
Видя такое неприкрытое душевное волнение на его лице, она запнулась.
– Я… я…
Но прежде, чем она успела ответить, раздался стук в дверь.
– Проклятье, – тихо выругался сэр Эдвард и громко произнес: – Входите.
Появился дворецкий.
– Сэр Эдвард, карета готова, леди Новелла может ехать домой. Прикажете подавать?
– Через пятнадцать минут, – приказал сэр Эдвард.
Новелла увидела, что он недоволен, и стала думать, что за фразу мог прервать дворецкий.
– Вы хотели что-то сказать? – набравшись смелости, спросила она.
