– А у нас с ним и не было ничего! Поняла? Не было! Не было!! Не было!!! И ты должна знать это! Кусай теперь локти! Никому красавчик Юрочка не достался: ни мне, ни тебе! Наверняка женился на какой-нибудь другой женщине и любит ее так, как мог бы любить тебя! А ты будешь вечно замужем за Чесноковым, которого не любишь, а только притворяешься! Я же вижу – слишком хорошо тебя знаю! Ты никогда не сможешь бросить Женьку! Как же! Ты же порядочная! Так и будешь маяться! А я – смотреть на тебя и радоваться тому, что у тебя все плохо!
Тогда Лана этот ее пассаж выдержала, потому что только-только вышла замуж и надеялась полюбить Евгения в ответ на его большую любовь. А потом пришло сообщение, что Юра погиб… И вот теперь, когда Светлана Николаевна осознала, какую роковую ошибку допустила, выйдя замуж без любви, на ее горизонте опять появился Майоров. Тот самый… Конечно же, тот самый! И нечего себя обманывать! Ну хорошо… она не будет обманывать… Отец пятиклассницы Светы и третьеклассника Саши – ее, Ланина, первая любовь. И что теперь с этим делать? А ничего… Он чужой муж, отец двоих детей… У него очень симпатичная, гостеприимная жена… «Скорую помощь» предлагала и чай… У них уютная квартира, дом – полная чаша. На фотографии они улыбаются, потому что любят друг друга. А кто такая Лана? Никто! Несчастная женщина, которая собственными руками сломала себе жизнь. Никто в этом не виноват. Юра – меньше всех.
А может быть, она его не любила? Ведь любовь на то и любовь, чтобы все прощать! Все! А она любимому человеку не простила Таньку, хотя уже тогда знала, что она собой представляет. Но даже если бы Майоров был виноват – выпил лишнего у Михалковой, вот и вышел грех, – и в таком случае можно простить. Ведь Юра каялся перед ней! Каялся! Он умолял о прощении, а она была неприступней мертвой холодной скалы. И он ушел. Потом уехал. И правильно сделал! Полюбил другую женщину – тоже правильно! Женился на ней – еще правильней! Родил детей – а чего ж не родить-то! Так ей, Лане, которая предала свою любовь, и надо! Но только как же ей теперь с этим жить? А так же, как жила! А вдруг Юра собственной персоной придет, например, на родительское собрание или на какой-нибудь школьный праздник, что тогда? Тоже ничего особенного! Он же больше ее, Лану, не любит… Он же теперь любит свою жену, медноволосую Ирину Викторовну… Любит свою дочку Свету… Свету… Светлану… Лану… Не-э-э-э-т!!!
Лана вдруг сообразила, что кричит это «не-э-э-э-т» во весь голос. Она с ужасом огляделась по сторонам и поняла, что никого не испугала. Ноги занесли ее на дальние аллеи городского парка, в котором никто не гуляет из-за плохой погоды. Ветер бросал в лицо женщине водяную пыль, но ей это было даже приятно, поскольку щеки горели, и охлаждение им только на пользу. Удостоверившись, что никто не примет ее за сумасшедшую, Лана попыталась вернуться к своим мыслям. Что же ее испугало до такой степени, что из груди сам собой вырвался крик? Что-то такое ужасное… Что же? Что?!! Ах да… Дочку Юры зовут Светой… Светланой… Кто назвал ее так? Он? Жена? Если жена, то это ничего… это нормально… Мало ли… может быть, это имя ей всегда нравилось… А вот если девочку так назвал Юра, то это… это все… это конец… А кому, собственно, конец? Ей, Лане?! Да! Ей! Но не только… Ее семье конец… Евгению конец… и… Юре Майорову конец… Всем конец!!!
– Простите, вы не подскажете, как найти третий «А»? – услышала Лана и обернулась. Руки ее непроизвольно разжались, и на пол упали, разлетевшись веером, листочки с самостоятельной работой по русскому, которые она несла в учительскую, чтобы проверить. Вместо пятого урока у нее была так называемая дырка, и она намеревалась успеть с проверкой до шестого.
Мужчина, который еще не понял, кого встретил, принялся подбирать листки. Лана не могла себя заставить нагнуться, чтобы помочь, чтобы дело у него пошло быстрее. Она очень хотела сбежать из школьного коридора куда глаза глядят, но боялась, что ноги, вмиг сделавшиеся ватными, подогнутся, и она упадет рядом с листочками прямо перед Юрой Майоровым.
– Вот, возьмите, пожалуйста, – сказал Юра, протянул Лане не слишком аккуратную пачку и тут же отдернул руку, прижав самостоятельные работы девятиклассников к груди, будто боялся, что учительница может наставить лишних двоек. Он пристально вглядывался в стоящую перед ним женщину, и по мере узнавания взгляд его теплел и теплел, а потом стал горячим настолько, что у Ланы опять, как в парке, разгорелись щеки.
Двое, мужчина и женщина, стояли посреди школьного вестибюля, не замечая носящихся мимо учеников, не слыша особого звонкого гула, присущего только детским учреждениям, и молча смотрели друг на друга. Неизвестно, сколь долго продлилось бы это стояние, это молчание, если бы вдруг к Майорову не бросился с криком сын:
– Папа! Ну что же ты не идешь?! Вероника Петровна тебя уже заждалась!
– Да-да… иду… – безучастно ответил Юра, продолжая глядеть Лане в глаза.
– Да пошли же! – Третьеклассник Саша, уже здорово рассердившись, за руку потащил отца за собой. И тот, все же сунув Лане листки с самостоятельными, вынужден был пойти за ним, то и дело оглядываясь на так и стоявшую столбом первую свою любовь.
Светлана Николаевна сдвинулась с места только тогда, когда прозвучал звонок, и поблагодарила судьбу за то, что у нее сейчас нет урока. Вряд ли она смогла бы его провести. Сердце женщины неприятно колотилось, виски взмокли, влажными стали и руки. Боясь испортить работы девятиклассников, она прижала их к себе локтем и поплелась в учительскую. Там уже проверяла тетрадки учительница английского языка, пожилая и не в меру болтливая. Она называла учителей коллегами, так четко артикулируя, что ясно слышались и «о», и удвоенный «л». Завидев Лану, она тут же с удовольствием оторвалась от работы.
– И вы сюда, коллега? – сказала она, отодвигая от себя тетради и явно намереваясь хорошо провести время за болтовней.
– Мне надо срочно проверить самостоятельную, – довольно резко отозвалась Лана, желая пресечь всякое общение на корню.
– Да кому нужна эта срочность?! – Эмма Эдуардовна саркастически улыбнулась. – Можно подумать, кто-то от этого поумнеет! Вот вы знаете, в десятом «Б» учится такой Разуваев… Петр… Так вот, он…
Не желая слушать про Петра Разуваева, Лана демонстративно углубилась в самостоятельную. То есть сделала вид, что углубилась. На самом деле она не видела букв на листочках, поскольку перед внутренним взором так и стояло Юрино лицо. Оно было таким… таким… потрясенным, смущенным и обрадованным одновременно, что учительнице его дочери сделалось ясно, кто назвал дочку Светланой.
Эмма Эдуардовна, не смущаясь невниманием коллеги, все трещала и трещала, благополучно перейдя от Петра Разуваева сначала к собственному мужу, который ничем не лучше Разуваева. Потом англичанка разделала под орех правительство страны, которое, по ее мнению, тоже состоит из одних лишь разуваевых, которые, безусловно, еще так «разуют» народ, что мало не покажется даже по сравнению с сегодняшним днем. Лана, углубленная в себя, не отвечала ей ни слова, потом вдруг резко поднялась, сгребла так и не проверенные листки в стопку и пошла к выходу. Ей вслед донеслось:
– Вот из-за таких равнодушных, как вы, коллега, мы и имеем то, что имеем!
