Он очень устал, и видно было, что его мучает похмелье. Начало проглядывать солнце, день обещал быть жарким. По физиономии Морриса текли струйки пота. Некоторое время тянулось неловкое молчание.
— Я собираюсь варить кофе, — сказала Барбара, — будешь, Моррис?
Моррис покачал головой.
— Я только чтоб вы знали, что и как, — проговорил он, — думал, может, вам интересно.
В его голосе Айку послышались саркастические нотки, и до него начало доходить, что именно подумал Моррис, увидев их с Барбарой вместе в это время дня. Моррис еще немного постоял, потом повернулся и побрел к своему мотоциклу. Айк посмотрел ему вслед и пошел за Барбарой. Но теперь ему было уже по-настоящему неудобно. Внутрь заходить не хотелось.
— Как-нибудь в другой раз, — сказал он, — мне надо пойти с Моррисом, вдруг я ему нужен в мастерской.
Она пожала плечами.
— Иди. Спасибо тебе за все. Мне было очень нужно, чтоб рядом со мной сегодня ночью кто-нибудь был… Кто-то, кому бы я могла доверять.
Она вошла в дом и закрыла за собой дверь.
Айк побежал назад в надежде, что успеет застать Морриса, но тот уже уехал. Внезапно он почувствовал такую опустошенность и усталость, словно сегодня вовсе не спал, и решил не ходить в мастерскую, а вернуться домой.
У себя в ящике Айк нашел письмо. Это было первое письмо в его жизни, и пришло оно из Сан-Арко. Письмо было от Гордона, Айк тут же узнал его размашистый почерк. Оказалось, дядька уже успел написать в Вашингтон и в американское посольство в Мехико. Никто ничего не знал об Эллен Такер — ни мертвой, ни заключенной в какую-либо из тюрем. Гордон не был уверен, хорошо это или плохо, но решил, что надо дать знать Айку. Это было почти все — Гордон не любил лишних слов. В конце он писал, чтобы Айк поберег себя.
Он прочитал письмо несколько раз, потом сложил его, засунул в разорванный конверт и положил туда, где уже лежал клочок бумаги с тремя именами. Айк подошел к окну и прижал к стеклу кончики пальцев. Он смотрел на вереницу уродливых домов, протянувшуюся до самого моря, и представлял, как сестра гуляет по тем же улицам, где ходит сейчас он, видит то же самое и думает… О чем? Раньше он мог это угадать. Они были очень похожи, и у них даже была такая игра — угадывать мысли друг друга. И снова, как тысячу раз до этого, он подумал, как же все изменилось после той ночи в солончаках. Вспомнил, как она уходила, не попрощавшись с ним. Он вышел случайно и увидел ее, залитую светом, в полинявших джинсах и красных сапожках, с потрепанным чемоданом в руке. Эллен уходила все дальше и дальше в волны полуденного зноя и пыли, а он стоял на покосившемся крылечке, предчувствуя одиночество, которое неминуемо настанет.
Той ночью в пустыне он будто завел какой-то механизм, который теперь увлекал его за собой, но не поддавался контролю. Сейчас с ним происходило то же самое. Он знал, что письмо Гордона ничего не изменит, как не изменили ничего советы Престона. Перед глазами стоял гуляющий по пустыне ветер — то ли смерч, затягивающий в свою воронку, то ли буря, бушующая внутри него, — который заставлял его идти. Айк понимал, что выбора у него нет, и причиной этому не только его сестра. Причина была в нем самом. Он смотрел в окно, на маленький дворик и неряшливый горизонт, но перед глазами всплывали неоновые буквы вывески «Клуба Таити». И еще он видел темные глаза, взгляд которых не сумел выдержать.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава семнадцатая
Масатлан, Сан-Блас, Пуэрто-Вальярта, мыс Сан-Лукас. Эти названия завораживали. В прокуренной комнате они звучали как песнопения. Айк слушал и представлял тропические моря, джунгли, изрезанные ухабистыми дорогами и дрожащие в волнах испарений, свернувшихся калачиком зеленых ящериц, прячущихся в тени…
Когда он открыл глаза, Хаунд Адамс смотрел прямо на него. Они сидели вокруг карты, разложенной на полу гостиной. Рядом была Мишель. Она обхватила его руку и положила подбородок ему на плечо. Хаунд Адамс устроил-таки вечеринку, и Мишель с Джил оказались среди приглашенных. Мишель позвала с собой Айка. Была уже поздняя ночь — или раннее утро. Айк видел, что небо за окном начало светлеть.
Гостей было очень много, но сейчас большинство из них уже разъехались по домам. Лишь несколько поклонников Хаунда расположились на полу возле карты: он намечал маршрут для зимней поездки. Как и говорил Престон, он выезжал серфовать зимой.
Терри Джекобса не было среди гостей. Вот уже неделю он лежал в реанимации хантингтонской больницы. Пересуды о драке не прекращались на протяжении всей вечеринки, причем в них наметилось некоторое расхождение по вопросу о том, как именно вспыхнула ссора. Каждый твердил свое, но в одном сходились все: Престон Марш — человек конченый. У Терри Джекобса была бешеная родня, кое-кто из них уже приехал в Хантингтон с островов. Айку показали их — громадных, неповоротливых чужаков в цветастых рубашках, темнокожих и молчаливых.
С самой ночи драки Айк всего лишь раз видел Барбару. Она ненадолго забежала сказать, что Престона все еще не выпускают, хотя нет никаких свидетелей поножовщины. Айк вспомнил тогда слова Хаунда о том, что Престон нужен ему не в тюрьме, а на улице, и сейчас, когда один из зловещих родственников Джекобса растянулся на кушетке, они снова всплыли в памяти.
Морриса он тоже не видел и не ходил к нему в мастерскую. Он жил наедине со своими мыслями, наблюдал за нефтекачалкой, пожухлой травой и маленькими коричневыми птичками за окном. А потом пришла Мишель и позвала его на вечеринку.
У Айка впервые появилась возможность посмотреть на Борзого Адамса вблизи. Он наблюдал, как Хаунд ходит среди гостей и приветствует одних сердечным рукопожатием или объятием, других — равнодушным кивком. Приходу Мишель Адамс, казалось, по-настоящему обрадовался. Айк не раз замечал, как он кладет ей руку на плечо или на поясницу, как использует любую возможность сказать парочку слов. Наверное, девушки были правы: Хаунд и впрямь запал на Мишель. И не раз он ловил взгляд Хаунда на себе самом. Это не было манией преследования. Вот и сейчас, сидя по-индийски на полу над развернутой картой, Хаунд Адамс смотрел на него.
— Тодос сон эрманос дель мар, — сказал Борзой, не отводя от него глаз.
Айк понятия не имел, что это означает. Но наступило молчание, и, казалось, именно он должен был его чем-то заполнить. Мишель прижалась к его плечу. Он чувствовал, что на затылке и на спине у него выступила испарина. Хаунд улыбался, но глаза его были как два камня.
Айк ухмыльнулся в ответ и передернул плечами, как бы пытаясь сказать, что он не понимает.
Хаунд засмеялся.
— Мы братья моря, разве нет? Так говорят о нас люди в поселке. — Его палец остановился на какой-то точке на карте.
Айк почувствовал облегчение и с интересом взглянул на карту.
— Это маленькая рыбацкая деревушка, — продолжал Хаунд, — красивое место.
Когда Айк поднял глаза, то обнаружил, что Хаунд снова смотрит на него.
