Далеко не в первый раз она задумалась об оборотной стороне славы. От любви до ненависти один шаг. С большой высоты страшнее падать, а те, кто вчера обожал, будут смотреть и злорадствовать. Как легко разрушить все, что создавалось годами!
Фэй заерзала и посмотрела на мужа. Когда-то они знали друг о друге все. Это кончилось, когда она решила: самое главное — чтобы семья удержалась на плаву, а мечты мужа исполнились.
Интересно, отклонялся ли Стивен от официально избранного курса? Сама Фэй отклонялась часто, в первый раз — много лет назад, по необходимости. Сейчас и объяснить сложно, только если ее дела вскроются, на репутацию Стивена и церкви «Клирвью» ляжет пятно.
Стив выдержал паузу и воздел руки к потолку, благословляя Господа.
— Господь знает, что живет в наших сердцах и душах, Он понимает наши помыслы. Как бы мы ни сбивались с пути истинного, Он все равно нас любит.
Глянули аплодисменты, собравшиеся вскочили на ноги. Полная гордости, Фэй поднялась вместе со всеми.
Стивен склонил голову, точно не только даровал благословение, но и чувствовал его. Банкетный зал сотрясали аплодисменты, а в сердце Фэй снова зашевелился червячок тревоги. Вслед за мужем она склонила голову: пусть он окажется прав, пусть Господь все поймет и все простит. В безграничности любви Стивена Фэй сомневалась — как и в том, что при необходимости выбирать между женой и церковью он выберет жену.
* * *
После обеда в прачечной «Либерти» царит тишина. Те, что оставляют белье в стирку, заносят его утром до работы, а по пути домой, то есть между пятью и шестью вечера, забирают. Предпочитающие стирать самостоятельно могут появиться в любое время, но чаще всего приходят вечером, после ужина. Таня занималась оставленным в стирку бельем, потом примерно до половины седьмого выдавала готовые заказы.
В послеобеденное время она загружала очередную партию белья и спокойно работала над книгой. Мерный гул сушилок и рокот стиральных машин уходили на задний план и ничуть не мешали погружению в мир иллюзий. Сигнал окончания цикла или звон колокольчика, возвещающий о приходе клиента, мгновенно возвращали ее к реальности.
В данный момент основной целью Тани было не позволить Дорин, главной героине романа, отдаться красавцу автогонщику еще страниц двадцать. Таня толкала их в объятия друг друга, и постельная сцена стала неизбежна. Как же ее обыграть? Придется включать воображение: собственный опыт казался древней историей. Три работы, двое детей, проблемная мать — где, спрашивается, взять сил и времени?
Курсор мерно мигал в начале новой страницы, Таня закрыла глаза и уже представила себя на месте Дорин, когда услышала колокольчик.
— Привет, красавица! — Колокольчик на конторке зазвонил куда громче, чем дверной. — Белль сказала, что ты здесь работаешь. Что же, на тебя смотреть приятнее, чем на старика Хуана Карло из «Уошару». Три доллара двадцатипятицентовиками разменяешь?
Звон колокольчика и знакомый голос заставили Таню разлепить веки. Конечно же, у конторки стоял Бретт Адамс, будущий повар-рекордсмен, с самодовольной улыбкой и раздутой спортивной сумкой под мышкой.
— Прости, что разбудил. Никогда раньше не видел, чтобы человек печатал во сне. — Бретт кивнул на Танины пальцы, до сих пор лежащие на клавиатуре.
— Я не спала, а просто думала с закрытыми глазами, — парировала Таня, невольно вспоминая вечера, когда засыпала, прижавшись щекой к клавиатуре. — Сколько тебе двадцатипятицентовиков? — спросила она, намеренно игнорируя теплоту его взгляда, мышцы, поигрывающие под тонкой футболкой, и дразнящую улыбку.
— Чем занимаешься? — полюбопытствовал Бретт, положив на конторку три доллара.
— Книгу пишу. В светлое время суток поработать больше не удастся.
— Да, я слышал, что ты писательница. — Бретт глубокомысленно кивнул, но дразнящая улыбка никуда не исчезла. — Любовные романы ваяешь?
— Ага. — Таня приготовилась к шутке, глупому замечанию или как минимум «консультации по любовным сценам».
— Здорово! Когда-то моя мама книги издательства «Маска» читала запоем! Каждый месяц стопками их покупала, а выбрасывать не разрешала ни одной. Помню, мальчишкой таскал ее книжки к себе и выискивал пикантные сцены. Сейчас мне больше по вкусу Нельсон Демилль и Стюарт Вудс, но хеппи-энды — это прекрасно.
Таня оставила при себе заготовленную колкость и постаралась обдумать услышанное. Получается, Бретт Адамс не только читает книги, но и любовные романы приемлет? Вот так дела!
Бретт подмигнул ей и сгреб двадцатипятицентовики.
— Говорю же, не суди книгу по обложке, а человека по внешности. Стереотипы хороши лишь для примитивных личностей, верно?
Весело насвистывая, Бретт подошел к сортировочному столику, вывалил на него белье и стал разбирать. Таня онемела от удивления. С каких пор мужчины приходят стирать в таком лучезарном настроении? С каких пор разбирают белье? Они ведь запихивают все в одну машину, и будь что будет! Сортировка по цвету и соблюдение температурного режима для них темный лес.
Хотелось выбросить Бретта из головы и сосредоточиться на книге, только как оторвать от него взгляд? Он насильно вернул Таню к реальности, и теперь, даже «уткнувшись в монитор», она украдкой за ним наблюдала.
Бретт побросал двадцатипятицентовики в прорезь ближайшей машины, задал режим стирки, высыпал пакет порошка, начал быстро загружать вещи, но вдруг замер и громко застонал. Таня невольно подняла глаза: Бретт держал в руках черные танга — крохотный шелковый треугольник, который скорее дразнит и провоцирует, чем что-то закрывает.
«Почему я не удивлена?» — спросила себя Таня.
— Ужас какой! — воскликнул Бретт, не сводя глаз с шелкового треугольничка.
Таня скрестила руки на груди и одарила его взглядом, который берегла для распоясавшихся посетителей закусочной, особенно тех, что распускают руки.
— Обычно мужчины реагируют иначе! — заявила она, даже не пытаясь скрыть неодобрение.
— Обычно мужчины не находят в вещах малолетней дочери… такое!
— Ой!
— Вот и я так же отреагировал.
— Сколько лет твоей дочери?
— Шестнадцать.
Таня обдумала услышанное.
— И ты стираешь ее одежду. — Это был не вопрос, а констатация факта.
Бретт бросил трусики в машину, закрыл крышку и стал разбирать белое белье, которое до сих пор лежало на столике. Теперь Таня наблюдала за ним в открытую и увидела другие девичьи вещи: одни принадлежали девочке-подростку, другие — ровесницам Лоретты и Кристал.
— Ага, стираю. — Не добавив ни слова, Бретт бросил двадцатипятицентовики во вторую машину.
Разумеется, он заинтриговал Таню. Отца-одиночку Бретт совершенно не напоминал; только если бы он жил с женой или матерью, разве научился бы так ловко сортировать белье и засыпать порошок в машину? Да он вообще бы в прачечную не пришел!
