Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
– Аннушка, да не мучь ты меня. Скажи хоть словечко. Тебе плохо? – склонился он над ней, заглядывая в ее пустые глаза.
Она покачала головой. Скорее поваляла в траве, все больше запутывая свои разметавшиеся волосы. Ну, хоть что-то. Жива. Реагирует. И Самохваленко стал осторожно вынимать из ее кудрей соломинки. Анна посмотрела на него и сделала подобие улыбки:
– А ты заботливый, Аркаша. Хороший.
Но ее глаза по-прежнему ничего не выражали. Почему-то после ее фразы Самохваленко вспомнил один из своих рейдов по богатым домам города. В одном из них его поразил большой зеленый попугай с синими крыльями. Он был обучен своими хозяевами человеческой речи. Когда Аркадий подошел к его клетке, попугай посмотрел на него, чуть склонив голову набок, и очень внятно произнес: «Кеша хороший». Аркадий даже вздрогнул от неожиданности. Даже на ярмарках, хоть и видел попугаев, что тянули из корзинок своими клювами бумажки с гаданиями, говорящих не встречал. А тут на тебе! «Кеша хороший»! А взгляд ничего не выражает. Просто трещит заученную фразу. Так и Анна сейчас «Аркаша хороший», а сама где-то далеко, будто и не к нему обращается.
Он поднялся с земли, застегнул пуговицы на ширинке, затянул ремень, сунул за него «наган», отряхнулся, все боясь глянуть в сторону Анны, которая продолжала лежать в траве и смотреть в небо.
– Может, пойдем уже, – буркнул он, обращаясь скорее не к Анне, а к кусту лещины, под которой сейчас все произошло.
Анна молча стала подниматься, опираясь рукой о пенек, поросший изумрудным мхом. Рука ее соскользнула, и она снова откинулась на спину.
Аркадий поспешил помочь. Приподнял ее, словно былинку, и стал отряхивать ей платье.
– Да. Пойдем, пожалуй. Домой пойдем. Мне ведь еще шкатулку тебе отдать надо.
В этот момент ему стало ужасно неловко. Ну, какая шкатулка?! Будь оно неладно – это задание. А что делать? Всю обратную дорогу шли молча. Поравнявшись с калиткой, Анна вдруг сделала останавливающий жест:
– Ты, Аркаша, тут подожди. Не надо, чтобы тебя сейчас моя маменька увидала. Я сама вынесу. Потихоньку.
Самохваленко хотел было остановить ее. Сказать, мол, не надо. Придумает чего сам. Но она уже бежала к дому, оставив его за забором. Он испытывал жуткую неловкость. Опять все в голове попуталось. Анна, Тупин, ВЧК, революция, любовь, враги трудового народа… И почему эта Анька не из простых крестьян? Как бы все тогда было просто… Но полюбил бы он ее другую?.. Такую, как, к примеру, Катерина или ей подобных.
Через несколько минут она вышла к нему, держа в руке маленький тряпичный узелок. На ней уже было другое платье. Видать, впопыхах переодевалась, бант на груди небрежно повязан. Того гляди развяжется.
– На. Да только спрячь, чтоб из моих кто не увидал. Им пока не надо…
Он протянул руку, чтобы поправить ленточку, но Анна отшатнулась, как ужаленная, и сунула в его протянутую ладонь узелок:
– Бери и уходи поскорее.
– Я завтра уеду, Анюта. Но еще отпрошусь. Ты ждать-то будешь? – спросил он, сжимая в ладони отданную ему драгоценность.
– Буду. Буду, Аркадий, – шепнула она, оглядываясь по сторонам. – Иди уже, – и, даже не посмотрев на него на прощание, снова скрылась за калиткой. А он так и стоял, тупо глядя на небольшой сверток, полученный от Анны. И зачем он его взял? Вот дурак! Стыдно-то как.
Только пройдя с полпути, развернул тряпицу, посмотрел, но не оценивающе, а из любопытства. Симпатичная шкатулочка. Черная полировка, инкрустированная золотыми ангелочками, по краю мелкие жемчужинки, посередке – сердечко из красных, переливающихся на солнце камушков. Может, рубиновые. А может, и гранат. Да какая разница? Приоткрыл крышечку. Осторожно. Словно боялся, что сейчас рванет заложенная там бомба. Только никакая там, конечно, не бомба. Какой-то конвертик. Достал. Нет, просто бумажка, сложенная в виде конверта. Развернул. А там фотография Анны. Она в светлом овале с букетиком каких-то цветов. На ромашки похожи, да только не ромашки, а… как их? Хризантемы, кажись. Но неважно. Анна уж больно хорошо тут получилась. Улыбается беззаботно, а в глазах счастье. Сейчас у нее другие глаза. А тут, на карточке – лучше. Будут ли они когда такими еще?
Аркадий долго рассматривал снимок, вглядываясь в лицо своей возлюбленной. Время для него остановилось. А в голове поплыли мечты о семейной жизни с ней. Вот так бы жить вместе в таком имении, огурцы да картошку растить, куча ребятишек их бегает по саду, и нет никакой революции и товарища Тупина. И вообще никого, кроме них, нет. Никто не нужен. Одни помехи от чужих.
В небе резко засвистели стрижи, засновав из стороны в сторону, будто зачеркивая небо. Самохваленко опомнился. Посмотрел наверх. Собирались тучи. Сейчас гроза будет. Положил в шкатулку фотографию, туда же определил и медальон, что отдала Анна, сняв со своей лебединой шеи, обернул тряпицей, сунул в карман и, направляясь в сторону своей хаты, понял, что никогда и никому не отдаст эти вещи. Даже самой хозяйке не вернет. Слишком они для него дороги. Не по цене. По сути. А с товарищем Тупиным как-нибудь разберется. Придумает что-нибудь. Время терпит.
* * *
Простояв так несколько минут, Михаил все же решился отодвинуть крышку. Слегка. Образовался зияющий чернотой угол. Включил фонарик и, присев на корточки, посветил в глубину. Острый луч выхватил из кромешной темноты горизонтальную стенку, оштукатуренную серым цементом. Посветил по кругу: еще три стены. А вот и железная лестница, похожая на те, что делают на лоджиях в целях спасения граждан от пожара. Вертикальная, без уклона. Ползет вниз колодца. Какова же его глубина?
Родин еще немного отодвинул стальной лист и, посветив вниз, присвистнул. Да тут метров десять. Не меньше. А пол, кажется, все такой же цементный. И ничего там нет. Просто колодец. Но, может быть, там есть какое ответвление? Но ни труб каких или иных коммуникаций не наблюдается. Да и видно неважно. Фонарь не такой мощный, как хотелось бы. Наклонившись ниже, Михаил втянул ноздрями воздух. Никаких посторонних запахов. Ни газа, ни гниения. Разве что спуститься? Но некоторые газы не имеют запаха, однако являются смертельными. Нет, все-таки не стоит так рисковать. Тем более, похоже, и не из-за чего.
Он поднялся на ноги, выключил фонарик, сунул в карман форменных брюк и, задвинув ногой крышку, принялся заставлять ее тяжелыми ящиками. Управился как раз вовремя. Только и успел, что покурить да открыть калитку Елене Алексеевне.
– Миша! Ты видал, что там?! – воскликнула она, забыв поздороваться. – Зима пришла. Снегу за ночь навалило – жуть. Тебе, похоже, тут перед входом придется лопатой поработать. Ты посмотри. Я тут по колено увязла, как намело. Еле прошла.
Немудрено, подумал про себя Родин, оценивая длину, а вернее, короткость ее ног. Выглянул наружу. Морозный воздух похолодил ноздри. Действительно, все стало белым и светлым от выпавшего снега. Но представить сейчас себя с лопатой было выше его изобретательного ума. Он переступил через высокий порог. Действительно, намело. Но ему чуть выше щиколотки.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
