— Я же с лучшими намерениями, — сказал Уолтер. — Чтоб заплатить ему за слежку.
— Он же еще ребенок.
— Не думаете же вы, что он делал это ради шоколадок? К тому же он никогда не обижал меня.
Помимо Уолтера, Джейми был нашим единственным союзником. Ему нравилось выполнять жалкое подобие своей бывшей работы, и каждую среду он мчался навстречу нам через пустырь с криком “она опять здесь, она опять здесь”. Так оно всегда и оказывалось.
У Эмми дела с союзниками обстояли куда лучше. Она стучалась в двери к незнакомым людям и вежливо описывала, как Тео дает сигареты детям, беременным женщинам и больным умирающим старикам. Не хотят ли они подписать петицию? Она общалась с профессиональными врачами, противниками вивисекции и местным обществом “ПЕПЕЛ”, которых затем разбивала на роты.
Она окрестила свое сборище противников курения Лигой против Ехидных Гадких Курильщиков, Отравляющих Естество. Затем пошила шляпы ЛЕГКОЕ, похожие на матросские бескозырки с эмблемой “не курить” над словами “Быстрая смерть”. Ее деятельность не ограничивалась пределами трущоб: она уже начала обрабатывать холм ближе к мосту. Она сделала плакаты “ЛЕГКОЕ за легкие, ЛЕГКОЕ за жизнь”, которыми размахивала в коридоре, пока мы, сидя в № 47 и прислушиваясь к пению, не решили выкурить по самой последней сигарете перед уходом.
— Чертова дура, — сказал Уолтер, набивая трубку. — Совсем свихнулась после того, как выскочила за этого французишку.
Зажигалка Тео остановилась на полпути к сигарете. Он исподлобья посмотрел на Уолтера.
— Я ей задам, — сказал Уолтер. — Задам так, что мало не покажется.
Обычное европейское колесо поделено на тридцать шесть пронумерованных секторов: половина красные, половина черные. Есть еще сектор зеро, выкрашенный зеленым. На стол можно сделать десять ставок: от одного номера, с выплатой 35 к 1, до линии из двенадцати номеров (“колонка”), с выплатой два к одному. Менее отчаянные игроки ставят на красное или черное, чет или нечет и большие (manque) или малые (passe) номера, хотя выплаты здесь мизерные. Если шарик рулетки попадает в сектор зеро, все ставки забирает банк.
Касательно происхождения этой игры существует несколько мнений. Одни говорят, что рулетку придумал в семнадцатом веке французский математик Блез Паскаль, который также изобрел цифровой калькулятор, шприц и гидравлический пресс. Другие считают, что идея — а дело было в начале восемнадцатого века, — принадлежала исключительно папскому послу в Тулузе, кардиналу Жозефу-Бьенаме Кавенту. Впрочем, вероятнее всего, ее изобрели в Китае, а во Францию завезли доминиканские монахи.
Хотя результат любого поворота колеса определяется случайностью, игроки часто ощущают некий элемент системы, зависящий от вероятности, которую обычно измеряют в процентах. К несчастью, слишком сильная вера в вероятность в итоге приводит к математической аномалии, известной как ошибка Монте-Карло. Это ложная гипотеза, что вероятность приложима к отдельным событиям, тогда как в действительности она лишь точно описывает предсказуемые соотношения. По сути это означает, что удачные ставки не покрывают друг друга.
Стало быть, для игрока у стола с рулеткой проценты вероятности имеют небольшое значение или вовсе никакого не имеют. Любой может потерять все или выиграть много, потому что все игроки знают: математическое ожидание — далеко не единственная реальность. По очевидным причинам игроки в рулетку зачастую предпочитают верить в судьбу.
Варианты европейской игры в рулетку можно обнаружить в Соединенных Штатах и в России.
Я открыл дверь, скрестил руки и расставил ноги. Однако это оказалась всего-навсего Лилли — она возвышалась на лестничной площадке.
— А, привет, Лилли. Я и не слышал, чтобы Тео плясал.
— Впусти меня и эту женщину, — сказала Лилли, протискиваясь мимо меня. За ней шла Эмми, спокойная и сдержанная, в белых брюках и свитере. Ее волосы были собраны сзади, и в таком освещении я разглядел, что лицо у нее не сердитое.
Тео вышел из кухни с собачьей миской в одной руке и вилкой в другой. Он развел руками.
— Добро пожаловать, — сказал он.
— Эта дама говорит, вы продаете сигареты детям, — сказала Лилли, выталкивая Эмми на середину комнаты. — Она хочет, чтобы я подписала петицию против курения, а в закусочной из-за этого очередь.
Эмми погладила Бананаса по голове, когда тот принюхался к пепельнице.
— Все это ложь, — сказал я.
— Вот вы сами и разбирайтесь, — сказала Лилли. — Потому что все мы разумные люди, а мне надо обслуживать покупателей. Парни, если захотите есть, просто попляшите.
Она что-то ворчала себе под нос, топая вниз по лестнице, а Тео сказал, что это сюрприз и не хочет ли Эмми чашечку чая?
— Я в этих краях случайно оказалась, — ответила она быстро. — Впрочем, попить не откажусь.
Тео поставил собачью миску на телевизор, а я пошел на кухню заваривать чай. Вернувшись, я с изумлением увидел, что они сидят рядышком на диване. Это означало, что мне придется сидеть в кресле чертовски далеко от них. Эмми говорила:
— А вы уверены, что обдумали это со всех сторон?
— Молока достаточно? — вежливо спросил я. Она не ответила, поэтому я закурил “Кармен” и выпустил дым прямо ей в лицо. Облако пересекло комнату и проплыло у Эмми над головой. Тео сказал:
— Посмотрите на Уолтера. Он ведь, кажется, в полном порядке.
— Уолтер очень дряхл и постоянно в опасности.
— Уолтер силен как бык.
— Он дряхл. Он умрет, если будет и дальше курить.
— Ему девяносто восемь лет.
— Вот именно. Сколько еще это может продолжаться?
Она пристально посмотрела на Тео, и он закрыл рот, чтобы скрыть зубы.
— Когда вы в последний раз проверялись?
— Простите?
— Если, по вашим словам, от сигарет больше пользы, чем вреда, когда вы в последний раз ходили к врачу?
— Со мной все в порядке, — сказал Тео. — Я отлично себя чувствую. Никогда в жизни не болел.
— Именно так всегда говорил мой муж.
— Ах да, ваш муж.
Она встала и протянула Тео свою чашку. Тео сказал:
— Не хотите еще чаю? Печенья?
— Я, конечно, еще увижу вас в трущобах. Спасибо за чай.
— У нас есть печенье.
Но Эмми уже закрывала за собой дверь. Он прислушался к ее шагам на лестнице, затем фыркнул на чай, оставшийся в ее чашке. Поднял ее к губам и допил. Проглотил и вздохнул, словно это первая сигарета за день.
— Врунишка, — сказал я. — У нас не бывает никакого печенья.
Папа:
— Да откуда мне знать? Они все одинаковые, все накрашены и все ведут себя как взрослые.
