Более того, когда современная наука обнаружила некоторые из этих тонких взаимоотношений между «трансцендентным сознанием» и «материальным мозгом», по традиционному пониманию Великой Цепи был нанесен сокрушительный удар, от которого оно так и не оправилось. Если «потустороннее сознание», в действительности, связано с «посюсторонним организмом», то не могли ли все так называемые метафизические реалии на самом деле быть аспектами этого мира? Да и нужны ли нам вообще эти «духовные» реалии? Не является ли вера в какие бы то ни было духовные реалии просто способом, которым люди проецируют собственные потенциальные возможности и, таким образом, пребывают в отчужденности от самих себя? Разве религия — это не просто опиум для народа?
Короче говоря, сила традиционного понимания Великой Цепи состояла в том, что оно охватывало все уровни, от материи до тела, ума, души и духа. Но не будучи всесекторным, оно не было готово к столкновению с современностью и, фактически, стало одной из первых жертв современного подхода.
Вершина современности: все сектора
Как я уже говорил, расцвет современности ознаменовался двумя значительными событиями, одно из которых было чудесным, а другое ужасным. Хорошим было то, что современность впервые в истории сумела полностью разграничить четыре сектора (или просто Большую Тройку искусства, морали и науки), что способствовало ее многим великим достижениям.
И они действительно были великими. Разграничение «Я» и «мы» означало, что индивидуальное Я больше не было обязано полностью починяться коллективному «мы» (Церкви, государству, монархии, стадному инстинкту): повсюду провозглашались всеобщие права человека, что, в конечном счете привело к различным движениям за освобождение — от отмены рабства до эмансипации женщин. Разграничение «Я» и «оно» означало, что объективная реальность больше не могла иметь определяющего влияния на индивидуальный вкус и выбор, что, помимо всего прочего, освобождало искусство от копирования внешнего мира. Разграничение «мы» и «оно» означало, что поиск объективной истины больше не подчинялся диктату Церкви или государства, благодаря чему были сделаны выдающиеся открытия в физике, медицине, биологии и технологии, которые, наряду со многим другим, всего лишь за несколько веков увеличили среднюю продолжительность человеческой жизни во всем мире на целые десятки лет. Поистине, разграничение сфер ценностей позволило каждой из областей достигнуть выдающихся успехов, о которых раньше нельзя было даже мечтать.
И поэтому мы говорим, что вершиной современности был всесекторный подход. Но он, увы, не был всеуровневым, поскольку почти с самого начала наиболее значительные философы эпохи Просвещения были привержены к тому, что мы бы назвали эмпирически-научным мировоззрением в любой из его многообразных форм — от сенсуализма и эмпиризма до натурализма, реализма и материализма. И для такого эмпирического уклона были веские основания. Если вы посмотрите на рис. 5, то заметите, что все реалии Левой стороны имеют корреляты на Правой стороне. Так, например, внутренние чувства действительно имеют определенные корреляты в объективной лимбической системе. Формально-операционное мышление, судя по всему, действительно связано с новой корой, и так далее. Таким образом, вместо того чтобы пытаться исследовать внутренние области — которые, к тому же, могут очень легко ускользать от научного рассмотрения — давайте сосредоточим свое внимание на Правостороннем мире эмпирических сенсомоторных реалий, от материальных объектов до конкретных общественных институтов и состояний мозга. Все они имеют простое местоположение; их можно наблюдать с помощью органов чувств или приборов, расширяющих их возможности; все они поддаются количественному выражению и измерению; поэтому они идеально подходят для научного метода или какой-либо разновидности контролируемого, объективного эмпирического исследования.
Именно этим и решила заняться эпоха Просвещения — и вся официальная современность. Но неизбежные оборотные стороны такого подхода вполне очевидны: слишком легко перейти от утверждения, что все внутренние состояния имеют объективные внешние, материальные корреляты, к утверждению, что все внутренние состояния представляют собой не что иное, как материальные объекты. В своем вполне понятном стремлении соотнести все потусторонние «метафизические» реалии с посюсторонними «эмпирическими» реалиями (и это вполне правомерная поставка вопроса, поскольку все события Левой стороны действительно имеют Правосторонние корреляты, как явствует из рис. 5), все субъективные истины (от интроспекции до искусства, сознания и красоты) и все межсубъектные истины (от морали до справедливости и общепринятых ценностей) сократились до внешних, эмпирических, сенсомоторных событий. Так сказать, обратились в прах. В буквальном смысле. На нас надвигался великий кошмар научного материализма (Уайтхед), кошмар одномерного человека (Маркузе), обезличенной вселенной (Мамфорд), научной колонизация искусства и морали (Хабермас), утраты очарования мира (Вебер) — кошмар, который я назвал «флатландией».
Флатландия
Флатландия — это попросту вера в то, что реален лишь мир Правой Стороны — мир материи/энергии, который можно эмпирически исследовать с помощью органов чувств и их технических расширений (телескопы, микроскопы, фото-, кино-, аудио- и видеоаппаратура, и т. п.). Все внутренние миры сводятся к объективным внешним составляющим или объясняются на их основе.
Существует две основных разновидности такого подхода: тонкий редукционизм и грубый редукционизм. Тонкий редукционизм сводит все внутренние состояния Левой Стороны к Нижнему-Правому сектору; то есть, сводит все «Я» и все «мы» к системам взаимосвязанных «оно» (классическим примером может служить теория систем). Грубый редукционизм делает еще один шаг и сводит все материальные системы к материальным атомам.
В отличие от того, что утверждали многие популярные писатели-романтики, большинство мыслителей эпохи Просвещения придерживались тонкого, а не грубого редукционизма. Как продемонстрировали ученые от Артура Лавджоя до Чарльза Тейлора, они верили в «великую Универсальную Систему» природы, что можно было бы назвать системным воззрением на реальность — если таковое когда-либо существовало — но это системное воззрение признавало только реалии Правой Стороны.2 «Преступлением Просвещения» был не грубый редукционизм (хотя и его было достаточно еще со времен Демокрита) а, скорее, убедительный тонкий редукционизм, который извлекал из мира его внутренности (внутренние измерения) и выкладывал их сохнуть под палящим солнцем научного материализма и внешнего холизма: «Я» и «мы» сводились к системам «оно». Фуко резюмировал этот кошмар следующим образом: мужчины и женщины рассматривались как «объекты информации, и никогда как субъекты коммуникации». Этот тонкий редукционизм применялся к внутренним измерениям реальности (таким, как душа и дух), вследствие чего они вскоре исчезли из вида.
Многие популярные авторы, которые считают главным преступлением Просвещения грубый редукционизм и атомизм, и при этом видят спасение западной флатландии в теории систем, не понимают того, что теория систем сама является частью болезни, которую мы пытаемся преодолеть. Теория систем просто предлагает нам холистические «оно» взамен атомистических «оно», в то время как и те, и другие нужно объединять с внутренними сферами «Я» и «мы» — сферами сознания и культуры, эстетики и морали, понимаемыми и ценимыми как таковые, в их собственном своеобразии. Динамическая теория систем во всем множестве ее разновидностей представляет лишь Правый-Нижний сектор, тогда как нам нужно учитывать все четыре сектора, не отдавая предпочтения ни одному из них.[15]
