Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 44
Почему же их нельзя считать прообразом или первой формой чеченской государственности? Ведь именно так полагает большинство национальных историков. Но я не историк, а юрист. Для меня государство – не любое проявление организации и самоорганизации общества. Государство – понятие, имеющее весьма конкретное политическое и правовое содержание. И государственная власть отличается от самоуправления в том числе и тем, что государственная власть – всегда власть внешняя по отношению к обществу, отдельно структурированная, постоянная, воплощающая суверенитет общества вовне, но и подавляющая стихию общества внутри, власть специализированная, власть принудительная, в общем – власть государства есть политическая власть. Общинное самоуправление, какой бы степени развития оно ни достигало, не отвечает параметрам политической власти.
И мы не будем говорить о том, хорошо это или плохо. Как коммунист, я считаю, что государственная власть на высшей ступени развития человеческого общества должна отмереть. Но это не значит, что не будет вообще никакого управления – не будет власти внешней и принудительной, но самоуправление должно оставаться. Конечно, на другом уровне, нежели самоуправление догосударственных обществ.
В смысле истории государства и права мы, вполне справедливо, связываем время возникновения государства на Руси с появлением Рюрика. Значит ли это, что до Рюрика славянские общины жили в полном хаосе и никак не управлялись? Вовсе нет. Напротив – само призвание варягов (если оно было) осуществлялось уполномоченным высшим органом. Сохранились достоверные исторические данные о вождях славян до Рюрика, об их собственных князьях. И после вокняжения Рюриковичей на протяжении довольно долгого времени их функции были весьма ограниченными – защита от внешних врагов, решение некоторых внутренних конфликтов, обеспечение безопасности торговых путей, сбор дани. Большую же часть работы по социальному регулированию жизни продолжали осуществлять собственные племенные и городские институции. Власть Рюриковичей в государственном смысле находилась в зачаточном состоянии – но она уже была, с самого начала, властью политической. Поэтому государство русское возникло именно с той поры.
А феномена чеченской государственности Мехк-кхел и прочие органы не создали и создать не могли. При всей их нужности и полезности. Это было развитое, исторически очень интересное – но самоуправление. Все органы были временными. Подчинение им осуществлялось большей частью на добровольной основе. Регулярных служб они не формировали. Монету не чеканили. Законов (общеобязательных нормативных актов, поддержанных реальной возможностью принуждения к исполнению и санкциями за неисполнение) не издавали. И международная правосубъектность их была весьма ограничена.
К тому же после «высадки» на равнину традиции племенной демократии не развивались, как полагают некоторые национально ориентированные мыслители, а напротив, стали приходить в упадок. Причины? Все атрибуты племенного коммунизма, племенной демократии существуют только в условиях крайней нужды, жестокости и скудости. В горах иначе было нельзя – на равнине иначе стало можно.
И еще. Государственная власть отличается от родового и общинного самоуправления тем, что государственная власть устроена по территориальному признаку, а родовая – по личному. Иными словами, государственная власть распространяется, с установленными ограничениями и особенностями, но на всех лиц, находящихся на данной территории. А родовая власть распространяется на всех лиц данной фамилии (клана, рода, тейпа, этноса), где бы они ни находились.
Власть Мехк-кхела, старейшин тейпов и проч. была подчеркнуто родовой. А с выселением на равнину чеченские общества довольно быстро вступили в стадию, которая характеризовалась в классическом историческом материализме как разложение родового строя и переход от родовой общины к соседской. Общество стало переформатироваться по новому, территориальному признаку. И старый принцип родовой власти стал пробуксовывать. Приходила пора новой организации власти – территориальной – государственной. Но на самостоятельное построение таковой чеченский народ был еще не готов.
Если говорить о международной правосубъектности, то нужно понять, что в те времена у окружающих Чечню соседей, не исключая и России, представления о государственной власти были связаны с феодальными понятиями сюзеренов, династии, права крови и т. д. Зачастую именно для внешних сношений чеченские общества «призывали варяга» – условно принимали протекторат какого-нибудь князя из черкесов или грузин. Для того времени было характерно представление, что всякая земля должна быть «чья-то» (принадлежать какому-то феодалу), иначе она «ничья» и ее можно занять, а жителей – поработить, восстановив таким образом «порядок». С черкесским князем чеченская земля становилась «чья-то» и получала суверенитет в глазах окрестных феодалов. Вот и весь смысл операции «призвания». (Не для того ли и Русь звала к себе шведских конунгов?)
Но отношения с «варягами» в Чечне не складывались – видимо, они серьезно считали себя властителями и лезли во внутренние дела. Оттого «операции прикрытия» впоследствии сошли на нет. И главное действующее лицо на Кавказе последних веков – Россия – сначала вела переговоры с чеченскими обществами через таких князей. Это было понятно и привычно для российских властей. Но довольно скоро Россия убедилась, что толку от таких князей мало, что реальной власти у них нет, что договоры, ими подписанные, чеченские общества и не думают соблюдать.
В дальнейшем переговоры велись уже непосредственно с «чеченскими обществами» – в лице их представителей. Толку было чуть больше, но не намного. Сейчас подпишут – потом нарушат. Или одни подпишут – другие нарушат. Потому что никакой единой общепризнанной государственной власти на территории Чечни в действительности не было.
Недобровольное вхождение
Вот здесь и сокрыта заноза вечной полемики о том, добровольно ли Северный Кавказ вошел в состав России или был жестоко завоеван. Проблема ведь в том, кто должен был это добровольное вхождение подтвердить? По большому счету, с точки зрения России, да и всего тогдашнего «мирового сообщества», северокавказские народы не обладали собственным суверенитетом и международной правосубъектностью. Напомним, что понятия о суверенитете в ту эпоху, эпоху преобладания монархий, были связаны именно с монархическим суверенитетом, с правами на ту или иную территорию той или иной признанной династии. «Суверенитеты» демократических общин не признавались и не рассматривались. Африканские племена суверенными не считались, как и инки, даже имевшие свою династию и монарха, так как эта династия «мировому сообществу» была не известна и никем не признана (впрочем, испанский король предписывал своим подданным конкистадорам оказывать формальное почтение местным «монархам», да искатели приключений не очень слушались). А что не находится под скипетром «признанного» монарха – то «законная» добыча любого достаточно сильного завоевателя.
Признанными династиями были турецкие султаны и персидские (иранские) шахи. Когда Турция серией венчавших войны мирных договоров, от Константинопольского (1724 г.) до Адрианопольского (1829 г.), и Иран договорами – от Петербургского (1723 г.) до Гюлистанского (1813 г.) – отдали России «свой» Кавказ, с точки зрения тогдашнего «международного права» вопрос был решен. Некоторые властители Черкесии и Кабарды считались вассалами турецкого султана, поэтому теперь они поступали в распоряжение России. Сами черкесы (адыги) были немало этим удивлены и, по легенде, ответили: «Видишь птичку на вершине того дерева? Я тебе ее дарю. Попробуй, поймай». Еще десятилетия они сражались за свою свободу и независимость. Но теперь они были только «бунтовщики». Повторяю, по нормам тогдашнего международного права, колониального, феодального и монархического по своей сути, вопрос был исчерпан. Россия получила все «права» на эти территории.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 44
