Вы что-нибудь поняли? Вот и большинство делегатов тоже не поняли. Хотя из дальнейшего позиция Льва Давидовича стала понятнее: «Я решительно претендую на право иметь по каждому вопросу свое определенное мнение… Я сохраняю за собой право со всей энергией отстаивать свой собственный взгляд».
Правда, он так внятно и не объяснил – а в чем этот «собственный взгляд» состоит? В итоге у Троцкого не вышло сыграть на съезде сколько-нибудь значительную роль. Большинство делегатов проголосовали за большевистские резолюции – так что по факту снова произошел раскол (хотя формально партия разделилась лишь в 1912 году). Единственным объединяющим звеном осталась газета «Социал-демократ», которую продолжали издавать совместно.
Со Львом Давидовичем так будет случаться нередко. И тогда, и впоследствии Троцкого не раз подводило упоение собственным красноречием. Подобно глухарю на току, он так увлекался произнесением речи, что действовал во вред себе. Здесь же проявилась и еще одна черта Льва Давидовича – стремление во что бы то ни стало предложить оригинальную точку зрения. Это к тому, что он имел «богемный» тип характера. Для творческого человека стремление выделиться, обратить лично на себя внимание – совершенно нормальное дело. Но политика – это сугубо коллективный род человеческой деятельности. И уж тем более – тут не приветствуется стремление быть оригинальным ради оригинальности.
А товарищ Коба выпендрежа не терпел никогда. Вот и на V съезде он не оценил ораторских способностей Троцкого. В газете «Бакинский пролетарий» Иосиф Виссарионович написал подробный отчет о съезде. Там он впервые упомянул и своего будущего соперника и дал ему очень едкую характеристику (выделено мной. – А. Щ.): «Что же касается течений, наметившихся на съезде, то надо заметить, что формальное деление съезда на 5 фракций (большевики, меньшевики, поляки и т. д.) сохранило известную силу, правда, незначительную, только до обсуждения вопросов принципиального характера (вопрос о непролетарских партиях, о рабочем съезде и т. д.). С обсуждения вопросов принципиальных формальная группировка была фактически отброшена и при голосованиях съезд обыкновенно разделялся на 2 части: большевиков и меньшевиков. Так называемого центра, или болота, не было на съезде. Троцкий оказался „красивой ненужностью“».
Так закончилась первая встреча героев этой книги. Товарищ Коба вернулся на Кавказ, где продолжил свою деятельность. Троцкий остался в Европе.
А вот у Льва Давидовича с деятельностью вышло неважно… Ведь и среди меньшевиков он не занял сколько-нибудь видного места. Так что на некоторое время он отошел от российских дел и стал общаться, в основном, с европейскими социалистами. Было бы понятно, примкни он к каким-нибудь тамошним радикалам. В конце концов, революция-то мировая. Что там, что здесь – какая разница?
Так ведь нет. Троцкий стал общаться с очень и очень умеренными товарищами.
«К удивлению, Троцкий установил наиболее близкие связи не с радикальным крылом германского социализма во главе с Розой Люксембург, Карлом Либкнехтом и Францем Мерингом, будущими основателями Коммунистической партии, а с людьми из центра, которые поддерживали видимость марксистской ортодоксальности, но на самом деле вели партию к капитуляции перед империалистическими амбициями империи Гогенцоллернов».
(Исаак Дейчер)
Тут надо пояснить. На Западе существовало мощное движение социал-демократов, которые были совсем не революционерами, они имели легальный статус и были готовы вписаться в государственную систему на роль конструктивной оппозиции.
Троцкий с семьей поселился в Вене. Причем жил он куда лучше, нежели большинство эмигрантов. У Льва Давидовича был богатый папа, который продолжал ему помогать.
«У него была трехкомнатная квартира на Родлергассе, в пяти минутах ходьбы от венского предместья Гринцинг, славившегося своими ресторанчиками и виноградниками, где любили проводить свободное время жители австрийской столицы. Судя по его мемуарам, супруги были довольны жизнью в Вене».
(Юрий Филимонов)
В это время Троцкий занялся легальной журналистикой. Причем писал… в либеральную российскую газету «Киевская мысль». Впрочем, в местных изданиях он печатался тоже – в органах германской социал-демократической партии «Форвертс» и «Нейе Цайт» и газете бельгийских социалистов «Ле Пепль». Это были вполне респектабельные издания.
Что же касается России, то в отношении к ней Троцкого сквозило откровенное презрение. Вот ряд цитат, очень напоминающих высказывания представителей нашей современной либеральной интеллигенции.
«Если сравнивать общественное развитие России с развитием европейских стран, взяв у этих последних за скобки то, что составляет их наиболее сходные общие черты и что отличает их историю от истории России, то можно сказать, что основной чертой русского общественного развития является его сравнительная примитивность и медленность… Русская общественность складывалась на более первобытном и скудном экономическом основании».
«Новые отрасли ремесла, машины, фабрики, крупное производство, капитал представляются – с известной точки зрения – как бы искусственной прививкой к естественному хозяйственному стволу».
«С этой точки зрения можно… сказать, что вся русская наука есть искусственный продукт государственных усилий, искусственная прививка к естественному стволу национального невежества».
«Русская культура является лишь имитацией лучших образцов мировой культуры».
«В цехах, гильдиях, муниципалитетах, университетах с их собраниями, избраниями, процессиями, празднествами, диспутами сложились драгоценные навыки к самоуправлению, и там выросла человеческая личность – конечно, буржуазная, но личность, а не морда, на которой любой будочник мог горох молотить… Какое жалкое дворянство наше! Где его замки? Где его турниры? Крестовые походы, оруженосцы, менестрели, пажи? Любовь рыцарская? Тысячу лет жили в низеньком бревенчатом здании, где щели мохом законопачены, – ко двору ли тут мечтать о стрельчатых арках и готических вышках?»
«Русская интеллигенция лишь имитировала Запад, принимая готовые системы, доктрины и программы. История нашей общественной мысли до сих пор не смогла даже прикоснуться к развитию всеобщей человеческой мысли».
Однако Лев Давидович быстро понял, что жить в стороне от российских дел не получится. Честолюбие-то куда девать? Выбиться в лидеры австрийских социал-демократов ему не светило – там хватало своих товарищей. А быть на подхвате у Парвуса ему явно надоело. Приходилось вновь обращать внимание на «варварскую Россию». К тому же оказалось, что на лидера самостоятельного течения Троцкий откровенно не тянет. Он обломился на самом первом шаге. Группа русских социал-демократов предложила ему наладить издание газеты «Правда» (разумеется, не той, знаменитой). Ничего толкового у Троцкого не вышло. За год он сумел выпустить всего лишь пять номеров, о распространении и речи не шло. Так что пришлось ему возвращаться к меньшевикам…
Человек, работавший в России
Профессиональные революционеры-подпольщики обычно недолго гуляли на свободе. Охранка, при всех ее недостатках, работать умела. Вот и Иосиф Джугашвили снова попался в марте 1908 года. Попался вроде бы случайно – угодил в полицейскую облаву. Но с другой стороны – для того-то подобные облавы и проводили. Интересно, что Коба оказался в камере, где уже на тот момент сидели Серго Орджоникидзе и будущий Генеральный прокурор СССР Андрей Вышинский. Во какая компания.
