— Я приняла решение, Аллан. Каковы бы ни были результаты анализов, что бы ни сказал генетик, я оставляю этого ребенка. Я люблю Наследничка. Он или она — часть моей семьи. Точнее, моя единственная семья, и количество хромосом это не изменит. Я хочу, чтобы ты это знал.
Аллан глубоко вздохнул, как ей показалось, с облегчением.
— Я рад. Я не знал, что ты предпочтешь, но подчинился бы любому твоему решению. Теперь сделать это мне будет очень легко.
Хотя слова Аллана звучали убедительно, Линор все же не могла до конца ему поверить. Сможет ли этот честолюбец любить неполноценного ребенка? Она хотела спросить, но не решалась.
— Я очень боялся, что ты решишь иначе, — добавил Аллан.
Линор подняла голову.
— Правда?
— Клянусь тебе! Что бы ни сказали врачи, я уже люблю моего ребенка до боли.
Голос его чуть дрогнул, и у Линор от несказанного облегчения на глаза навернулись слезы.
— Как хорошо, что мы думаем совершенно одинаково.
— Да. И еще: раз уж мы приняли решение, можно отказаться от дополнительных обследований.
— Нет, — замотала головой Линор. — Я могу вынести что угодно, но только не эту неопределенность. Мне нужно знать. Я все равно буду любить ребенка, но не смогу жить еще четыре месяца под дамокловым мечом. Ты считаешь, что это глупо?
— Вовсе нет. По-моему, ты права.
— А ты, по-моему, очень благородный человек.
И заботливый, и добрый, и… Боже, как же сильно она нуждается в нем сейчас!
— Так ты согласен, чтобы я полностью прошла обследование?
— Да, конечно. В конце концов, кто знает, какие дурные гены я мог унаследовать от моего отца?
— Мне бы и в голову не пришло, что что-то неладно с тобой.
— Зато мне пришло именно это. — Взгляд Аллана стал холодным и отстраненным. — Я сегодня же позвоню твоей матери в Нью-Йорк. Закажу для нее билет на ближайший же рейс. У тебя есть ее телефон?
— Нет, — поспешно отозвалась Линор. — Спасибо, но лучше не надо вызывать ее сюда.
Аллан ничего не спросил, но вопрос стоял у него в глазах. Линор понимала, что лучше сменить тему, но не знала, как это сделать. Кроме того, Аллан, желая сделать ей приятный сюрприз, мог пригласить ее мать и по собственной инициативе… Лучше сказать правду сейчас, чем потом поплатиться за молчание.
— Аллан, я должна тебе рассказать кое-что о моей матери.
— Если не хочешь, не говори.
— Нет, это нужно сделать. — Линор обвела губы кончиком языка. — Когда моя мать узнала, что я беременна, она потребовала от меня избавиться от ребенка… А если она узнает, что малыш может оказаться не совсем нормальным… В общем, я не хочу ее видеть и не хочу, чтобы она знала о результатах обследования.
Аллан накрыл руку Линор своей. Она была большая и сильная, его ладонь. И от нее исходило успокаивающее тепло.
— Прости. Я не хотел вынуждать тебя к такому разговору.
— Ничего. Рано или поздно тебе нужно было узнать правду.
— Хочешь, чтобы кто-то пошел с тобой к генетику? — Голос Аллана звучал ласково и мягко. Когда-то он уже говорил с Линор таким голосом… Давным-давно. Кажется, десять лет назад, а не четыре с лишним месяца.
— Да, хочу. — Она наклонила голову. — Единственный человек, который способен меня поддержать, — это ты.
8
Приемная диагностического центра, слава Богу, была пуста. Точнее, в ней не было никого, кроме Аллана и Линор, сидящих рядышком на невысоком кожаном диване.
Молодая женщина порой бросала взгляд на своего спутника, видела, что он нервничает не меньше ее, и это странным образом успокаивало. По крайней мере, она была не одна в своих переживаниях.
За последние несколько дней меж ними установилась некая сверхъестественная связь, так что они понимали друг друга без слов. Не сговариваясь, они больше не поднимали тему ребенка и его возможной болезни, вместо этого вместе занимаясь обустройством дома. Линор с согласия Аллана пригласила известного дизайнера, Рэймонда Бишопа. И результаты их совместной деятельности очень нравились всем участникам…
— Я могу что-нибудь для тебя делать?
— Можешь. Напиши мне хвалебную оду.
Одного взгляда на измученное лицо Линор было довольно, чтобы понять: она не шутит.
— Ты совершила какой-то подвиг?
— Да. Для этого несчастного обследования выпила тридцать две унции воды. Я считаю это подвигом.
— Если хочешь, я выпью столько же воды, и мы будем страдать вместе.
Впервые за все утро Линор улыбнулась и покачала головой.
— Не надо. Довольно одного страдальца. В обязанности отца это не входит.
На этих ее словах врач-генетик, представившийся как Родерик Саммер, наконец-то пригласил их войти. Линор встала и схватила Аллана за руку, почти не осознавая, что делает. Он вздрогнул, сжимая ее холодную ладонь. Впервые за весь день Линор прикоснулась к нему, и теперь они вошли в кабинет врача, держась за руки, как испуганные дети.
Доктор Саммер казался совсем молодым, со своими светло-рыжими волосами без ниточки седины и гладко выбритым лицом, однако, судя по всему, свое дело он знал прекрасно. Он непринужденно повел беседу, объясняя, в чем смысл генетического обследования и как оно проводится, и Линор немного успокоил звук его уверенного спокойного голоса.
— Я просмотрел заполненную вами анкету, и, если судить по ней, непосредственной опасности нет. Но кто знает, что за сюрпризы готовит нам наша родословная! Поэтому я сейчас задам вам еще несколько вопросов.
Врач взял чистый лист бумаги и нарисовал круг.
— Этот значок обозначает вас, мисс Монтекьют. Значки поменьше — ваши родители. А этот треугольник — вы, мистер Форестер. Как ваше здоровье? Страдаете ли вы хроническими заболеваниями?
— Нет.
— А ваша мать?
— Она никогда в жизни не болела. Только однажды на моей памяти простудилась.
— Прекрасно. А ваш отец?..
Аллан медлил с ответом. Хотел бы он сам знать! Давно забытый детский страх вернулся к нему. Стыд, горечь, смех школьных товарищей, которые показывают на него пальцем и смеются…
— Эй, Форестер, ты, небось, думаешь, что тебя принес в клюве аист?..
— Форестер, это не твой папаша вон там подметает улицу? Ха-ха-ха!..
— Слушай, парень, а твоя мамаша сама-то знает, чей ты сын?..
Но, взглянув на Линор, на ее светлое спокойное лицо, Аллан взял себя в руки. Все это были лишь дурные воспоминания, и их надлежало выкинуть из головы.
— Я не знаю ничего о моем отце, — просто ответил он.
