Так что сами понимаете, куда ушло время.
Мчусь в кино, едва не выскакивая из новеньких джинсов. Да, пожалуй, штанины длинноваты. Но это хорошо. Я таким образом, пытаюсь скрыть, что ношу старые, жутко немодные туфли на платформе, благодаря которым кажусь дюймов на пять выше.
Джейк ждет на улице. Завидев меня, он выбрасывает окурок. Веер искр пляшет по тротуару, а затем фильтр исчезает в водостоке.
— Какая по счету сигарета? — запыхавшись, спрашиваю я.
— Первая.
— Прости, я опоздала.
— Нет проблем. — Он похлопывает себя по карману. — У меня уже есть билеты. Я опасался, что будет очередь, а я не считаю просмотр фильма полноценным, если не видел все анонсы.
— Понимаю. Я появляюсь как раз к вопросам зрительской викторины. Кстати, знаешь единственного человека по имени Оскар, который получил «Оскара»?
— Оскар Хаммерштайн?
От удивления раскрываю рот. Джейк удовлетворенно смеется:
— Ты слишком впечатлительна. Этот вопрос был на прошлой неделе. Перед фильмом с де Ниро.
— А, верно.
Он распахивает дверь.
— Итак?
Перебрасываю через плечо воображаемую шаль и проплываю мимо него.
Я уже почти забыла, как волнует поход в кино в пятницу вечером. К счастью, еще на прошлой неделе мы выяснили, что оба предпочитаем сидеть подальше, и сейчас заняли отличные места в четвертом ряду с конца, в самом центре. И тут пара средних лет устроилась прямо перед нами. Я застыла.
— Хочешь пересесть? — спрашивает Джейк.
— Ты не возражаешь?
— Ничуть. Как насчет предпоследнего ряда?
— Было бы классно. — Подхватываем свои вещи и перемещаемся. — Спасибо.
— Да брось. Рядом со мной все равно устроилась шумная компания. Кажется, из тех, что любят поболтать во время фильма.
— Пфф, — возмущаюсь я. — Это хуже всего.
Свет медленно гаснет. Джейк откидывается на спинку кресла, готовый насладиться анонсами. Я же сижу прямо, по крайней мере еще минут пятнадцать, поглядывая на двери и браня опоздавших, шумно врывающихся после последнего звонка. В опере такого не бывает. Если пропустили начало, вам придется ждать антракта. Таковы правила.
Но даже когда прекратился поток опоздавших, нам не удалось в тишине и покое насладиться фильмом. Довольно скоро выяснилось, что сразу позади нас устроилась парочка глухих стариканов.
— Что он сказал? — громко спрашивает мужчина, а жена пересказывает ему.
— А что она сказала?
Невольно вытягиваю голову. Да, выразительный жест должен был бы подействовать. Но нет. Тогда вдыхаю поглубже и произношу громкое «шшш!».
Мужчина молча смотрит на меня. Потом поворачивается к жене:
— Что она сказала?
Через два часа фильм заканчивается. Ступаю на эскалатор и поворачиваюсь лицом к Джейку.
— Немного разочарована? — спрашивает он.
— Я та-а-ак рада, что ты это сказал. Я думала, проблема во мне. Я предвкушала…
— Знаю. Я целый год ждал этого фильма…
— Это на моей совести. Я так разрекламировала этот фильм, но он не имеет ничего общего с тем, что я предполагала.
Мы миновали первый пролет эскалатора и остановились на площадке, уже собираясь завернуть и продолжить движение к выходу. Но тут я остановилась.
— Погоди-ка!
— Что такое?
— Гляди! — Указываю на афишу с портретом Тома Хэнкса. — Понятия не имею, что это за фильм.
— Ты о чем? — усмехается Джейк. — Погляди на него. На нем больничный халат. И он в инвалидной коляске. Этот фильм получил награду Киноакадемии, о чем пишут повсюду.
— Мы должны посмотреть его!
— Как, сейчас?
— Он начался всего пять минут назад.
— О-о-о! — Джейк пытается удержать меня. — Нет, мы не можем.
— Но почему?
— Ну, это… неправильно.
— Ты же не всерьез, да? Заплатить десять долларов за посредственный, незаслуженно расхваленный фильм — это, по-твоему, правильно?
— Ты опять почувствуешь себя виноватой. А я не получу полноценного удовольствия.
— Ты и так не получил удовольствия. Короче, — я хватаю его за рукав и тащу прочь от эскалатора, — все в порядке. Одно из преимуществ положения безработного. Фактически нам позволено проходить в кино бесплатно.
— Но я-то не безработный.
— Ты со мной.
Его сопротивление слабеет. И Джейк позволяет увлечь себя в темный кинозал.
Как и предполагалось, второй фильм еще больший отстой, чем первый. Вдобавок сейчас мы уже четыре часа без перекура. Выкатываемся из кинотеатра в возбужденном состоянии.
— Два по цене одного, и все равно того не стоило!
— Конечно. — Я выпускаю облачко дыма. — Просто сейчас не умеют делать такие фильмы, как раньше.
— Ты любишь старое кино?
— По-моему, искусство кинематографа достигло своего пика в «Выпускнике» и с тех пор лишь спускается все ниже по спирали. — Делаю паузу перед следующей затяжкой, прикидывая, не допустила ли я сейчас грубейшего промаха. Можно ли считать «Выпускника» действительно старым фильмом? Не уверена. — Знаешь, чего мне не хватает? Саги, мелодрамы. Поведи меня как-нибудь на Дугласа Сирка, — добавляю я на всякий случай.
— Знаешь, в «Фильм-форуме» в этом месяце ретроспектива фильмов с Блейком Эдвардсом.
— Обожаю Блейка Эдвардса! — От собственного крика зазвенело в ушах. Я, кажется, завопила, как Рок Хадсон, обнаруживший норковый палантин Дорис Дей. Понижаю голос на пару октав, прежде чем продолжить. — И когда точно?
— «Виктор и Виктория» в воскресенье.
— Мы должны сходить!
— Идет, — улыбается Джейк. — Значит, встречаемся.
Знаете, почему Блейк Эдвардc гений? Я скажу вам почему. Собственно, достаточно одной сцены. Джулия Эндрюс, бедная голодающая певица кабаре, смотрит, не отрываясь, сквозь ресторанное окно, как жирный мужик хавает пончик, посыпанный сахарной пудрой. То есть именно жрет, откусывая огромные сочные куски. Джулия, облизывая губы, чувствует легкое головокружение. Камера крупным планом показывает комочки сахара на коротеньком носу толстяка. Затем вновь возвращается к Джулии — но теперь ее нет за окном. Однако видно, как несколько мужчин спешат к тому месту, где она стояла, и наклоняются над чем-то. Когда они появляются в поле зрения, становится ясно: они поднимают на ноги упавшую в обморок Джулию и помогают ей отряхнуть пальто. А потом она возвращается к себе домой и говорит домовладельцу, что переспит с ним за пару котлет.
Вот оно! Вот о чем я толкую.
