Близилось время обеда. Элизабет как раз сидела в гостиной и писала письмо виконтессе Дартвуд, когда душераздирающие детские крики потрясли дом. Она вскочила и бросилась на шум. В столовой уже собрались слуги, заинтересованные происходящим.
— Что тут творится, Финч? — грозно спросила Элизабет.
— Трубочист решил проучить помощника, мадам. Он отказался лезть в дымоход, и хозяин наказывает его.
— Разойдитесь! — скомандовала она слугам.
Те, впервые видевшие хозяйку в гневе, послушно расступились, пропуская ее вперед. Глазам Элизабет предстала следующая картина: на полу сидел всхлипывающий мальчишка, а трубочист как раз заносил над ним хлыст.
— Не смейте бить ребенка! — воскликнула Элизабет.
Трубочист застыл от неожиданности. В течение нескольких секунд он смотрел на молодую женщину в красивом платье, чье лицо пылало от гнева, а потом ответил на плохом английском:
— Не вмешивайтесь, мэм. Парня давно пора отлупить, чтоб не отлынивал. Работать он не хочет, мерзавец этакий!
Элизабет сделала шаг вперед, и в ноздри ей ударил терпкий запах джина. Она посмотрела на несчастного ребенка, чью руку сжимал трубочист.
— Отпустите мальчика! — потребовала Элизабет.
— Да ладно вам, мэм...
— Я уже слышала, что вы сказали! — отчеканила Элизабет.
Кулак разжался, и плачущий ребенок метнулся в угол. Его худенькое, тщедушное тельце содрогалось от рыданий. Сквозь изорванную одежду проглядывали выступающие ребра и исцарапанные, покрытые синяками ручонки.
— Поди сюда, милый, — ласково позвала Элизабет.
Ребенок сделал несколько неуверенных шагов. Бесконечные побои и дурное обращение научили его не доверять взрослым. Элизабет наклонилась к мальчику и слегка приподняла грязную рубашонку на его спине. К ее ужасу, тело ребенка было все исполосовано кнутом.
— Ваших рук дело? — Элизабет повернулась к трубочисту.
— Мальчишка ленив как черт! — принялся оправдываться тот. — Не ему жаловаться! Когда он делает работу, я хорошо его кормлю.
— Кормите?! — возмутилась Элизабет. — Да ребенок еле на ногах держится от голода! Сколько ему лет?
— Десять, мэм, или около того. Я взял его из приюта два года назад.
— Боже мой, счастье, что мальчик выжил!
Элизабет посмотрела на камин и заметила разложенные там дрова. Дикая догадка поразила ее.
— Зачем вы положили дрова? — спросила она.
— Я хотел проучить парня, мэм. Он отказывался работать...
Элизабет и раньше слышала о том, что трубочисты часто поступают с учениками подобным образом — поджигают Дрова и заставляют лезть в дымоход, но она не предполагала, что ей когда-нибудь доведется увидеть такое своими собственными глазами.
— Мальчик не полезет в дымоход. Никогда! — объявила она. — Забирайте свои вещи и уходите! Ребенок останется со мной.
Мальчик смотрел на Элизабет с нескрываемым восхищением. Будто добрая фея вдруг спустилась с небес на землю, чтобы спасти его. Однако ему не верилось, что кто-нибудь, а тем более хрупкая женщина, сможет противостоять его жестокому хозяину.
— Я уйду, когда мне заплатят за работу! — возразил трубочист и в знак доказательства своей решимости поднял могучий кулак. — И Джем пойдет со мной! Я взял его из приюта, стало быть, он принадлежит мне.
— Принадлежит вам? — прогрохотал знакомый голос. — Разве вы рабовладелец, а он раб?
Элизабет повернулась и увидела своего мужа. Лицо Ричарда хранило суровое выражение. Кое-кто из слуг уже успел доложить ему о происходящем, и он немедленно бросился на помощь жене. При виде Ричарда трубочист сразу съежился и притих. Одно дело — спорить с молоденькой дамочкой, и совсем другое — возражать самому сэру Найтли.
— Ваша леди, милорд, — заискивающе проговорил он, — сердится на меня за то, что я ударил парня. Откуда же я знал, что его нельзя бить? Я человек бедный, неграмотный... Мальчишка отказывался работать, и я решил его проучить. Если вы позволите, мы...
— Как вас зовут? — строго спросил Ричард.
— Арчибальд Бартон, к вашим услугам, сэр, — ответил трубочист, неуклюже кланяясь.
— Что ж, Бартон, моя жена права: вы издеваетесь над ребенком, а это недопустимо.
Бартон, поняв, что в лице сэра Найтли он не найдет заступника, принялся причитать, размахивая руками:
— Мальчишка мой подручный! У меня есть права! Я волен поступать с ним как захочу!
— Совсем недавно одного трубочиста упекли в тюрьму за то, что он погубил своего помощника. Суд постановил, что подмастерье, как и любой христианин, имел право на человечное обращение. Жестокие методы, которые вы применяете, чтобы заставить детей работать, порочат вас и вашу профессию. Кстати, местный судья придерживается той же точки зрения. Более того, если до него дойдут слухи, что вы вступили в препирательство с хозяйкой этого дома, ничто не спасет вас от тюрьмы. Вам знакомо имя сэра Уильяма Кармайкла? Наверняка знакомо! Сэр Уильям мой старый друг. Когда я расскажу ему о судьбе этого несчастного ребенка, уверен, он с вами цацкаться не станет. Так что убирайтесь прочь из этого дома! Мой дворецкий отведет вас к дверям.
Элизабет, проводив трубочиста взглядом, посмотрела на мужа. В ее глазах светилось неподдельное уважение. Конечно, она не раз слышала, как почтительно слуги отзывались о нем, но, когда он вошел в столовую, она побаивалась, что Ричард примет сторону трубочиста.
— О, Ричард! — воскликнула она. — Я так рада, что ты появился! Я боялась, что этот ужасный человек не послушает меня и уведет бедного ребенка!
— Моя дорогая, он имел на это полное право, — ответил Ричард, — и сделал бы это, если бы не был таким трусом. Как тебя зовут, мальчик? — спросил он, повернувшись к ребенку.
— Джеремайя. Но люди называют меня просто Джем, милорд.
— Называй меня “сэр”, а не “милорд”, Джем. У тебя что-нибудь болит?
— У меня всегда что-нибудь болит, сэр.
Элизабет нахмурилась и велела послать за Эгги.
— Присмотри за ним, Эгги, — сказала она, когда горничная пришла.
— Накорми его, — добавил Ричард, — и искупай. Он весь чешется — должно быть, нахватал блох.
— Святые угодники!
— И подыщи ему одежду. На чердаке есть сундуки с моей детской одеждой.
— Ты найдешь для него работу? — спросила Элизабет, когда Агата увела Джема.
— Найду, не беспокойся.
Элизабет улыбнулась и коснулась рукой его щеки.
— Ты молодец, Ричард, — ласково сказала она. — Я очень горжусь тобой.
Ричард взял ее за руку, и впервые за все время, что прошло со дня их ссоры, она не оттолкнула его.
