Все было красиво, экстравагантно и, как подозревала Джеслин, стоило фантастических денег. Тем удивительнее было сознавать, что она не знала о существовании этого райского места.
— Что скажешь? — раздался рядом с ней голос Шарифа.
— Невероятно, — потрясенно сказала она.
— Строительство завершилось только два месяца назад. Этот уголок создавали специально для детей.
— Тогда почему они мне ни разу о нем не говорили?
— Они о нем не знают, — с кривой улыбкой сказал Шариф и, видя недоверие в ее лице, пояснил: — Моя мать считает это обыкновенной прихотью какого-нибудь тщеславного миллионера из Дубаи, неприличной для правителя Сарка. Она разрешает девочкам купаться в надувном бассейне, и то только в особых случаях.
Джеслин засмеялась.
— Плавание в надувном бассейне в «особых случаях». Оригинально.
— Она считает, что такие забавы только испортят характер девочек.
Джеслин стала серьезной.
— Как ни странно это признавать, но в том, что касается этого бассейна, я согласна с твоей матерью — это чересчур дорого и экстравагантно. Однако меня больше волнует то, что она говорит твоим детям.
— Например?
— Например, что они не должны отвлекать тебя от государственных дел.
— Что?!
— Девочки сказали мне, что она запретила им говорить с тобой, поскольку у тебя много дел.
— Глупость какая. Я хочу, чтобы они посвящали меня в свои дела.
— А ты им об этом говорил? Они знают о твоем желании?
— Мне казалось это само собой разумеющимся.
— Для тебя, может, и да, а вот они слышат, что тебя нельзя беспокоить.
— Меня нельзя беспокоить? — с расстановкой переспросил Шариф.
Джеслин кивнула и оглянулась.
— Кстати, почему они сейчас не с тобой?
— Их няня сказала, что после обеда им нужно вздремнуть и что нельзя купаться сразу после еды.
— Но прошел уже час.
— Возможно, снова не обошлось без моей матери, — помолчав, сказал Шариф.
— Шариф, она меня тревожит, — честно призналась Джеслин. — Мне кажется, она стала еще более… э-э… нетерпима.
— Мои братья это тоже заметили. Заид отказывается вспоминать, что она наша мать, и иметь с ней что-либо общее. Халид вообще живет в пустыне.
— То есть они оставили мучиться с ней тебя.
— Ты подобрала замечательно правильный глагол, — хмыкнул Шариф. — Мне с детства внушали, что я должен заботиться и защищать ее, но весь вопрос в том, кто из нас еще больше нуждается в защите. — Он помолчал. — Мне тяжело говорить об этом.
— Со мной?
— Нет, не с тобой. Просто мне не хочется затрагивать тему матери. — Шариф посмотрел ей в глаза. — Ты остаешься единственным человеком, с которым я могу быть самим собой. Не принцем, не шейхом, а просто Шарифом. Даже если ты уже считаешь меня другим человеком.
Джеслин опустила глаза.
— Но когда твоя жена была жива… Я не верю, что вы не говорили на личные темы, — сказала она. — У вас трое чудесных детей и…
— Ты говоришь о физической близости, — произнес Шариф странно сдавленным голосом. — Но той близости, что бывает между двумя любящими людьми, у нас не было.
— Зулима тебя не любила? — не поверила Джеслин.
— Однажды я совершил ошибку, которую она мне так и не простила, — негромко заговорил он. — В день своей смерти, когда я держал ее руку в своей, она сказала, что предпочитает умереть, чем жить со мной.
— Что бы ты ни сделал, это не могло быть столь ужасно.
— Святая Джеслин, — прошептал Шариф и, взяв ее руку в свою, поцеловал.
Девушку бросило в жар.
— Так что ты такого совершил? — спросила она дрогнувшим голосом.
Его губы изогнула чуть ироничная улыбка.
— Всего лишь назвал ее твоим именем, когда мы были… вместе.
Их взгляды наконец встретились, и Джеслин почувствовала, что время остановилось. Когда ей стало казаться, что он ее поцелует, Шариф резко убрал руку и грубовато сказал:
— Все было бы иначе, если бы ты вышла за меня замуж.
— Тогда у тебя не было бы твоих замечательных дочурок.
Его лицо ожесточилось.
— Они были бы нашими детьми.
Едва заметно покачав головой, Джеслин проглотила вставший в горле ком.
— Ты стала бы им настоящей матерью, — продолжил Шариф. — Произведя их на свет, Зулима не знала, что с ними делать. В сущности, их растила не она, а целый штат нянь. Когда они были маленькими, мне было проще, чем сейчас: я просто мог взять их на руки, поиграть в лошадку, погулять в саду. — Он улыбнулся своим воспоминаниям, но улыбка почти сразу же угасла. — Я страшусь того дня, когда они повзрослеют и у них появятся другие интересы, а я не смогу объяснить им того, что могла бы объяснить любая женщина…
— Девочки любят тебя, — мягко сказала Джеслин. — А сейчас, когда ты осознал свои ошибки, у вас все будет иначе. Главное, помнить, что никогда не поздно начать все сначала.
— Никогда не поздно… — задумчиво повторил Шариф и вдруг взглянул на нее в упор. — Почему ты меня оставила? Может, после стольких лет ты наконец скажешь мне правду?
— У нас с тобой не было будущего.
— Ложь! — Его глаза засверкали. — Мы могли бы быть счастливы. Почему ты отказалась от того, что нас связывало?
Джеслин на секунду закрыла глаза, пытаясь справиться с нахлынувшими на нее воспоминаниями, когда королева Рейна объявила ей, что она дурочка, если рассчитывает выйти за Шарифа, и перечислила ей причины, по которым он этого никогда не сделает. Оказывается, матери Шарифа было известно о бесплодии Джеслин, и это сразу же сломило ее сопротивление. Королева Рейна знала, как ударить побольнее. Тогда же Джеслин поняла, что мать Шарифа ни перед чем не остановится ради достижения своих целей. И на что тогда стала бы похожа их жизнь?
— Я никогда не нравилась твоей матери.
— Ты хочешь сказать, что разрушила наши отношения только из-за этого?
— Не совсем так.
— Тогда как?
Джеслин сжала кулаки. Оказывается, сказать ему о своем бесплодии было ничуть не проще, чем тогда. Она так и не смогла примириться с тем, что не сможет стать матерью…
— Мне тяжело говорить об этом, — с трудом произнесла она.
— Может, тогда разрешишь мне немного тебе помочь? Позволь, например, сообщить, о чем узнал я.
Она вскинула голову.
— И о чем же?
Шариф негромко рассмеялся, но в его смехе не было юмора.
— Моя мать сказала, что вы заключили обоюдовыгодную сделку. Ты говоришь мне «прощай» и получаешь за это кругленькую сумму.
