— Замок никого не преследует, — вдруг живо, словно забыв об усталости, возразила Фрида и села. — Скорей уж, — такое складывается впечатление, — ты преследуешь Замок. И если ты с такой легкостью перескочил от мысли о Замке к мысли о своем отце, то это, уж верно, означает, что не отец тебя преследует, а наоборот, ты преследуешь отца. За что же? Ты всем ему обязан, ведь он дал тебе жизнь.
К. сел рядом с Фридой на мешке с соломой.
— Это он мне всем обязан, потому что дал мне жизнь.
— Ах, Йозеф, — Фрида пренебрежительно махнула рукой. — Мы, видно, и правда, живем в разных мирах. Лучше бы ты вернулся в свой мир, где даже в будние дни носят шелковые рубашки и бархатные куртки. Вот там и будешь спрашивать ответа у отца, если он, конечно, это потерпит.
— Нет мира, который был бы моим.
— Бедный!
— Не построил дом, не посадил дерево, не вырастил сына. Если б у меня был сын, все уже не упиралось бы только в меня одного. Может быть, это и есть счастье, о котором мне рассказывали: смотреть на собственных детей и думать, что не все возложено только на тебя. Но сын призвал бы к ответу меня, своего отца.
— Тут никуда не денешься, рано или поздно это должно случиться, — сказала Фрида уже сквозь сон, но К. вдруг снова спросил:
— Так я ни в чем не виноват перед тобой?
— Не больше, чем перед всеми остальными. Я же вернулась на мою старую работу.
— Значит, для тебя все, видимо, обернулось к лучшему. — К. напомнил ее слова. — Деревня тебя приняла, Замок признал.
— Что дальше? — спросил К. Утро ворвалось в дом, ясное, морозное и немилосердно светлое. Глубокое теплое спасительное счастье пробуждения после долгого отдыха ночью — К. никогда в жизни не испытал этого. Но не только он — одного взгляда на серое от усталости лицо Фриды было достаточно, чтобы К. понял, как много у них общего, и испугался своего с нею сходства. Значит, и она не находила покоя; ей передалось беспокойство К., она не могла от этого защититься. Он все же надеялся, что, бросив его, — ведь, если верить слухам, она его бросила, — она стала к нему равнодушной, и прекрасно, равнодушие убережет ее, не даст запутаться в его проблемах. Но может быть, она думает, что должна ему сочувствовать, что из любви к Замку должна разделить его судьбу? Неужели она ничего не поняла? Полуприкрыв глаза, он разглядывал Фриду, пока вдруг не встретил ее удивленный взгляд. Да где ей понять. Он и сам-то не понимает, как же другому человеку понять и его самого и его беды? Вдобавок все убеждены в том, что он в любую минуту может положить им конец.
Но это было невозможно. К. чувствовал.
Фрида принялась варить кофе, как и тогда, раньше, — сказала она, — как в тот раз, когда она готовила завтрак для другого К., или в какой-то другой жизни, а может, это было все-таки в его жизни, которая сейчас казалась К. нереальной, выдуманной, как и он сам.
— Что дальше? — снова спросил он, чувствуя угрызения совести, но в то же время радуясь — ведь отвечать за дальнейшее будет Фрида.
— Теперь ты пойдешь к Варнаве и его сестрам, — сказала Фрида. — Деревенские провожать тебя не будут, пойдешь один, ты ведь любишь одиночество. Я туда тоже не пойду. Их дом — для жителей деревни запретное место. Настоящего запрета, разумеется, нет, но деревенские этим домом брезгают.
— Разве сегодня я не должен идти в «Господский двор»?
— Нет, иди к Варнаве! — взволнованно воскликнула Фрида. — Сделай одолжение, пойди сперва к ним, а потом уж в «Господский двор». У всякой истории всегда не одно начало, а несколько, наша с тобой история началась в «Господском дворе», значит, туда ты пойдешь после всего прочего, А дальше будет видно.
К. взял поданную Фридой чашку кофе. Белая чашка с голубыми цветочками, горячая, К. долго грел о нее руки, потом начал пить. Фрида стояла рядом и смотрела на него с досадой, кофе себе она даже не налила.
— Разве я не должен придерживаться определенного порядка в том, когда и куда идти и с какими людьми встречаться?
— Порядка давно нет, — ответила Фрида. — Ты его нарушил, когда во второй раз отправился к Старосте Деревни и второй раз с ним говорил. Нарушил и тем, что стал ходить на прогулки, которых раньше не совершал. Но, может быть, порядок совсем не имеет большого значения. Кто его знает, может, мы вспоминаем о чем-то без всякой последовательности и не перебираем события одно за другим в том порядке, в каком они происходили? Может быть, вспоминая о чем-то, мы выстраиваем картинки одну за другой как нам хочется, находя в них сходство? Но тут, правда, нас всегда одергивают, потому что такие воспоминания означают, что мы непокорны. Они противоречат закону.
— Они следуют своему собственному закону, — возразил К.
— Нет никаких собственных законов!
— Разумеется, есть. — К. медленно пил кофе мелкими глотками. — Судя по тому, что ты сейчас сказала, можно предположить, что ты тоже иногда сомневалась в справедливости указаний Замка.
— Сомневалась? — Словно защищаясь, Фрида выставила перед собой руки. — Никогда! Хотя не все указания были понятны. Но, видишь ли, благодаря нашим непокорным воспоминаниям они становились абсолютно понятными, во всех деталях. — Фрида помолчала, затем спросила: — А почему ты сказал «тоже»? Никто не сомневается в справедливости решений Замка, кроме Амалии. Впрочем, ты сказал, что не знаешь ее.
— С ней мне еще предстоит познакомиться. — Беглый взгляд, в первый день брошенный К. на Амалию, когда та стояла в толпе глазевших на него деревенских, конечно же, нельзя было считать знакомством.
— Пойдешь? — спросила Фрида.
К. равнодушно ответил:
— Раз это предусмотрено...
— Значит, идешь! В гости к мертвым идешь, — вдруг объявила Фрида. — Вот именно, к мертвецам, которые уже ничего не помнят о жизни, да и живут в гробу. — Она подлила К. еще кофе, потом свернула одеяло, встряхнула и убрала мешок с соломой. — Кофейник и чашки оставим здесь, их дала Учительница, а все остальное уложено. Сюда мы больше не вернемся. — Она открыла окно. Вероятно, неподалеку кто-то стоял и ждал. Во всяком случае, Фрида кому-то помахала из окна. Немного позже вошел Иеремия. Не поздоровавшись, он молча погрузил все, что приготовила Фрида, на маленькую ручную тележку и быстро ушел.
— Вы с ним договорились заранее? — спросил К.
Фрида кивнула.
— Когда?
Она не обязана давать ему отчет.
— Нет, конечно. Конечно!.. А почему бы тебе не позавтракать со мной?
С каких пор для него имеют значение такие вещи? — Фрида направилась к двери. К. решил, что резкий тон Фриды можно объяснить ее усталостью, и не задерживал ее, уходит так уходит, но потом встал и подошел к Фриде.
— Я не хотел тебя обидеть, а если все же обидел, то готов извиниться по всей форме.
— По всей форме! — крикнула Фрида. — По всей форме! Разумеется, вполне в твоем духе! Позавтракаю на постоялом дворе.
