Он выбрал маленький отель, спрятавшийся между двумя низкопробными театрами недалеко от Бродвея. Он разбудил портье, чернокожего старика в мексиканской шляпе и зеркальных очках, дремавшего у коммутатора, и потребовал комнату с ванной.
— Для одного? Или вас будет двое? — спросонок потирая глаза, спросил портье.
— Я один, — ответил Остен.
— Все так говорят, — вздохнул портье и потянулся за ключом. — Сколько думаете пробыть?
— Один день. Однако на тот случай, если я подцеплю кого-нибудь из варьете по соседству, плачу за два. — Он протянул старику несколько бумажек.
— Без багажа? — спросил портье.
— Все здесь, — постучал пальцем по виску Остен.
Остен задержался в номере лишь для того, чтобы воспользоваться уборной. Затем он вышел в коридор, к телефону. Плотно закрыв дверь кабины, он набрал номер.
— "Ноктюрн Рекордз", дом Годдара, доброе утро! — отозвалась телефонистка голосом, словно записанным на пленку и таким же дебильным, как и рекламные слоганы «Ноктюрна», которые, учитывая анонимность Годдара, всегда поражали Остена своей очевидной нелепостью.
Прежде чем заговорить, Остен откашлялся. Он умел, слегка напрягая связки, понижать голос, делая его гортанным и скрипучим. Он так часто использовал этот нехитрый прием, что это вошло у него в привычку. Остен попросил соединить его с Оскаром Блейстоуном, президентом компании. Услышав голос секретарши, Остен повторил свою просьбу.
— Могу я сообщить ему ваше имя?
— Мистер Ривер, — сказал Остен. — Свани Ривер.[14]
— Мистер Свани Ривер? — недоверчиво переспросила секретарша.
— Именно так.
— К сожалению, в данный момент мистер Блейстоун не может говорить с вами. У него совещание. Боюсь, что вам придется сказать мне ваш номер, и тогда я…
— Не надо бояться, — перебил ее Остен. — Просто сообщите, что с ним хочет поговорить Свани Ривер. Он ждет моего звонка. Я, так сказать, его лебединая песня! — он хмыкнул.
Вскоре на другом конце провода он услышал преисполненный напускного радушия голос Блейстоуна:
— Алло? Мистер Ривер? Свани Ривер? Давайте я перезвоню вам со своего аппарата. Где вы находитесь?
— В раскаленной печи, — последовал ответ.
— В раскаленной печи?
— Ага. На Манхэттене летом, — сказал Остен, дал Блейстоуну номер своего телефона и повесил трубку.
Не прошло и минуты, как раздался звонок.
— Я получил вашу телеграмму с новым именем две недели назад, — в голосе Блейстоуна слышалась укоризна. — И с тех пор жду вашего звонка.
— Я был занят, — сказал Остен. — Да и вообще, мы же говорили недавно.
— Недавно? С тех пор прошло шесть месяцев! — вскричал Блейстоун. — Вы не должны забывать, — продолжил он с нажимом, — что я никак, совершенно никак, не могу с вами связаться, когда возникает такая необходимость. А она то и дело возникает. У меня куча бумаг ждет подписи Годдара, и как можно скорее. Но все, что я имею, это ваш голос по телефону, эти разговоры и бесчисленные кодовые имена, каждое из которых отменяет все предыдущие. Вы меня понимаете?
— Понимаю. Вы говорите это каждый раз, когда я звоню вам по телефону. Что-нибудь еще?
— Да! Прежде всего, мне необходима ваша санкция на перевод отчислений с заграничных продаж последнего альбома. Доходы от этой пластинки перекрыли ваш аванс менее, чем за месяц. В Великобритании вы установили новый рекорд продаж. Представьте — и это только Великобритания! В Латинской Америке ваши испаноязычные песни проданы более…
— Воспользуйтесь тем же швейцарским счетом. Номер тот же, что я дал вам в прошлый раз, — прервал тираду Остен.
— Хорошо. Но мне нужна подпись Годдара на новых налоговых декларациях. И, пожалуйста, не меняйте форму буквы «Г», как в прошлый раз. Мы ведь не имеем возможности добраться до вас, чтобы получить подтверждение! А это единственное, что удостоверяет вашу личность, по крайней мере для нас и налогового управления. Теперь относительно "Этюд Классик". Я закончил работу над обновленным договором, в соответствии с которым вы — Годдар — оплачиваете «Ноктюрну» все расходы, включая вознаграждение агентам и прочее, по рекламе и продвижению на рынке "Этюд Классик". Все соглашения держатся в полной тайне, в том числе и утратившие силу, и «Этюд» никаким образом не может узнать или даже заподозрить, что это вы поддерживаете его на плаву.
— Пусть все так и остается, — сказал Остен. — «Этюд» не единственная компания, которую я поддерживаю на плаву. Это и «Ноктюрна» касается.
— Да, разумеется, — тут же согласился Блейстоун, — но это не секрет. — Он помолчал. — Вы ведь прекрасно понимаете, что без ваших дотаций "Этюд Классик" давным-давно бы разорился! И если вы продолжаете поддерживать их на нынешнем уровне, так можете это себе позволить. Вы хоть сознаете, сколько вам это стоит? Да за такие деньги вы могли бы воскресить Бетховена!
— В этом нет необходимости, пока я поддерживаю жизнь в "Этюд Классик".
— О конечно, я понимаю, — голос Блейстоуна потеплел, — но меня смех разбирает всякий раз, когда я думаю об этом несчастном старом снобе, что возглавляет «Этюд», — с каким величественным видом он позволяет нам продавать свои коллекции классики! Если б он только видел те горы, что нам возвращают!
— Что вы сделали с последними возвратами?
— Поступили в соответствии с вашими указаниями: раздали непроданные пластинки «Этюда» — тысячи, следует заметить, — по школам, больницам и музыкальным библиотекам всего мира. Не беспокойтесь, мы можем предоставить полный отчет обо всех этих подарках и…
— Хорошо, — перебил его Остен. — Что еще?
— Возможно, вы захотите проверить свои доходы и отчисления, а еще, как я уже говорил, вам нужно подписать налоговые декларации. Еще вам необходимо одобрить несколько пресс-релизов и просмотреть все эти письма от поклонников. Да, в последней партии было даже письмо из Белого дома. Официальный конверт с пометкой «лично». — Он хихикнул. — Неплохо! Совсем неплохо! Должно быть, приятно слышать, что у вас есть поклонники на самом верху?
— Когда я могу получить все это? — спросил Остен, желая поскорее закончить разговор.
— В любое время.
— Кто доставит?
— Сейчас я собираюсь пойти пообедать, так что могу забросить сам. Скажите, куда.
— Попросите таксиста остановиться на углу Бродвея и Сорок седьмой улицы. Там будет ждать парень в мексиканском сомбреро и зеркальных очках. Передадите ему. В простом конверте.
— Обязательно должно быть такси? Я не могу поехать в служебной машине?
— Такси, — не терпящим возражения тоном повторил Остен. — Вам не помешает, для разнообразия, окунуться в реальный мир.
