Позже, когда я уже начал лучше понимать Соню, я спросил ее об этом побеге. Она не сумела толком объяснить, что ей тогда взбрело в голову. Сказала, что просто должна была так поступить. Что-то ее подстегивало, какая-то не поддающаяся объяснению тоска. Впрочем, если честно, я не на все сто процентов ее понимал, поскольку у Сони был жуткий акцент. Из того, что я понял, следовало: приняв однажды даже ей самой непонятное решение прогрызть сетку, она просто кинулась бежать куда глаза глядят. На восток ее гнало, похоже, само провидение — она безошибочно отыскивала дорогу. Ела все подряд, что только росло вокруг, пила воду из озер, рек и даже из луж. Целый месяц паслась на полях, засеянных коноплей, что, кстати, привело к сильнейшей зависимости. Пару раз застревала на каких-то фермах, но долго на одном месте усидеть не могла. В Пенсильвании попала в отвратительную компанию крупного котяры и двух бездомных дворняг, которые ее попросту использовали. Наконец добралась до Нью-Йорка и там оказалась на самом дне. Соня не хотела вспоминать об этом периоде своей жизни. Думаю, она пыталась вычеркнуть его из памяти. Как бы то ни было, однажды вечером, когда, измученная и голодная, она трусила по Бродвею, на нее наехал лимузин Кейна. Она была в шоке. Помнила только, что над ней склонялись какие-то тени. Какие-то люди взяли ее за ноги и швырнули в багажник. Она подумала, что это конец, и потеряла сознание.
Очнулась она в постели оттого, что кто-то нежно целовал ее в рыло. Как выяснилось позже, Кейн после происшествия приказал отвезти Соню не в больницу и не к ветеринару, а в маленький элегантный мотельчик в Нью-Джерси, который, само собой, тоже принадлежал ему. Именно там, над Гудзоном, неподалеку от Энглвуда, начался их роман. Кажется, я уже упоминал, что Сонин английский сильно хромал. Но кто знает, не этот ли изъян стал причиной ее небывалого успеха в качестве эстрадной попсовой звезды. Уже через неделю после появления на рынке ее первого сингла «Доктор Визг» стало ясно, что Кейн победил, а американская молодежь обрела нового кумира.
И критики, и простые меломаны были едины в своем мнении. Магнетизм личности Сони, ее необыкновенный, хватающий за душу голос, неотразимая экспрессия позволили миллионам молодых и многообещающих американцев разорвать ненавистный корсет пуританского хип-хопа и в ритме тяжелого визга в десятках концертных залов и на тысячах дискотек дать выход своим наиболее интимным естественным потребностям.
Гений Кейна и благородный артистизм Сони нашли самое полное воплощение в изысканном, поэтичном видеоряде «Пигмалион И», где были запечатлены восемьсот эротических позиций. Представленный на осенней экспозиции в Метрополитен-музее, этот шедевр стал путеводной звездой в искусстве нового миллениума. Признаюсь, даже сейчас, когда я об этом говорю, мне трудно сдержать волнение. Бог мой, что это был за хит! Без ложной скромности могу сказать, что я очень много сделал для Сониного успеха. Она частенько называла меня своей музой. Мы почти ни на минуту не расставались. Ведь даже на сцене я всегда находился при ней, держа в кулаке конец цепочки, а в карманах сахарок, который она обожала. Мы оба были молоды, ночи были жаркими — стоит ли удивляться, что в таких обстоятельствах между нами начало зарождаться чувство?
Преградой на пути к нашему счастью стал стареющий и все больше озлобляющийся Кейн. Соня никогда не была с ним счастлива. Очень скоро она поняла, что Кейн ее не любит. Он просто нуждался в Сонином успехе для удовлетворения своих ненасытных амбиций. Ему не терпелось отыграться за поражение на выборах. Он хотел доказать всему миру свою правоту. В постели был груб и эгоистичен. Уже через полгода после свадьбы Соня оказалась на грани нервного срыва. Начала пачками глотать антидепрессанты, но вскоре вынуждена была бросить, поскольку прибавила в весе восемнадцать кило. Впрочем, не так уж они и помогали.
Светом в конце тоннеля стал для нее Интернет. Каждый день Соня заходила в «чат-рум» и благодаря этому узнала, что не одна она такая, что на свете много других свиней, оказавшихся в точно такой же или схожей ситуации. Через Интернет она подружилась с сибирской свиньей Таней, которая вылетела из полуфинала объявленного Fox-TV конкурса на претендентку в жены мультимиллионера. У Сони было доброе сердце: сама находясь в глубокой депрессии, она пыталась всячески поддерживать Таню. Все напрасно. Таня бросилась с моста «Золотые ворота» в Сан-Франциско. Тела ее не нашли. Соня тяжело это пережила. Я делал что мог, чтобы ее приободрить. Но с тех пор как она перестала выступать и Кейн перебрался в замок, мы не могли уделять друг другу много времени. Кейн счел образование Сони законченным, поблагодарил меня и перестал платить, но согласился на мое присутствие в замке в качестве консультанта. Тайком встречаться с Соней я мог, только когда Кейн смотрел свои фильмы, постоянно одни и те же. Он запирался в огромном кинозале и часами просиживал там в одиночестве. Когда крутили «Унесенных ветром», в нашем распоряжении было четыре бесценных часа.
Что мне еще вам сказать? Знаете ли вы, что такое любовь эквадорца? Я завидовал ошейнику, который мог постоянно к ней прикасаться. К счастью, моя квартира была неподалеку от резиденции Кейна. Задолго до прихода Сони я не находил себе места. Как безумный кружил по спальне. Бросался на постель и вскакивал, стаканами глушил текилу и не пьянел. Кровь закипала у меня в жилах. Я представлял себе, что она делает в эту минуту, как смотрит на часы, принимает душ, распахивает дверцы шкафа и, слегка наморщив лобик, раздумывает, что бы такое надеть. За час до назначенного срока я уже ждал у окна. Увидев наконец, как она бежит через развалины Колизея, прикрывая шалью лицо, чтобы никто ее не узнал, я бросался к двери. Я уже издалека чуял запах ее духов, доводивший меня до безумия. Набрасывался на нее молча, со страстью сродни ненависти или отчаянию. Обнявшись, мы падали на постель. Предварительные ласки я сводил к минимуму. А потом… потом мир переставал для меня существовать. Кровь ударяла мне в голову, я кричал и плакал, она кричала и плакала, вторя мне, и наконец мы вместе тонули в судороге наслаждения. Потом долго лежали, тесно прижавшись друг к другу. Иногда случалось, что оба проваливались в сон, но лишь на минуту-другую. Мы не хотели терять ни одного мгновения. Строили планы на будущее. Мечтали всегда быть вместе, болтали о самых будничных вещах: где станем жить, как устроим наше гнездышко. Я рассказывал ей об Эквадоре. Мы знали, что не можем иметь детей, но ведь можно взять ребенка на воспитание. На свете столько бедных несчастных сироток, которым не грех подарить капельку любви. А потом… потом пора было расставаться. Когда я провожал ее до двери, мы оба рыдали. Я умолял Соню бежать со мной. Но, господи мой боже, что я мог дать ей кроме любви? Я был беден. Все полученные от Кейна деньги я вложил в акции, которые со дня на день падали в цене. Соня привыкла к роскоши. Носила одну из знаменитейших фамилий на земном шаре. Была Соней Кейн. Имел ли я право требовать, чтоб она отреклась от своего богатства? Я жутко исхудал, потеряв в весе что-то около тридцати фунтов, костюмы на мне висели как на вешалке. Соня, разрываемая двумя противоположными чувствами — любовью и супружеским долгом, исполнения которого Кейн требовал неукоснительно, тоже была в ужасном состоянии — все чаще, не в силах сдержаться, разражалась рыданиями.
