Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
– Ну успехов Вам, скромных.
– И вам удачи вместо сдачи, – парировал Воробей, пробежался и запрыгнул в отходящий автобус, совсем слегка получив дверью по четвертому позвонку.
Кстати, давно уже отправились восвояси, не дождавшись незаконно вторгнувшегося, и гибкая девушка Элоиза, и барабанщик Юлий. Впрочем, шли они рядом и разговаривали.
– Если хотите, провожу Вас до партийной квартиры, – предложил, пошатываясь, все таки довольно побитый барабанщик. Разрушенные части инструмента болтались на веревке у него на плече.
– Куда уж, – махнула рукой спутница. – Давайте, я тебя до дома доведу. А то шатаетесь, как алканавт.
– Нет-нет, – испугался Июлий. – Не совсем к чему…наверное.
– Ты меня…стесняетесь… – поняла девушка. – Но я уже не такая, я теперь партийная принадлежность. Я теперь ночевать спокойно стану на зеленой коже, на кухоньке. С бутербродом основательным и кипяченой кипящей водой с чаем. Вот так. Я тебя и обнимала перед банком не как стерва, а потому что… Вы такой…мягкий человек. Как несгибаемого товарища по "Белому наливу". Меня не стесняйся. Я еще научусь человека любить.
– Да нет, – запротестовал экс-барабанщик. – Я не стесняюсь…почти. Я стесняюсь, что Вы такая…а я толстый мухомор.
– Ой, – воскликнула девчонка. – Что это за мухомор с такой умной головой от белого боровика.
– Ладно, – заявил побитый, покраснев. – Правда, зайдемте-ка. Покушаем-умоемся. Только мама…болеет немножко.
В ныне двухкомнатной, разгороженной, а раньше однокомнатной, квартирке было тускло, пыльно, невесело. Давно не стиранные шторы застилали серый предвечерний свет.
– Мама, мы здесь, – громко возвестил Юлий. – Сейчас сварю картошечки.
– Кто-кто? В теремочке живет, – всколыхнулся за стенкой глухой голос. – Кто-кто, за печуркой лапкой скребет. Кто-кто, милый зверь ждет потерь. Распахнется дверь, кто-кто. А ветер шевелит, верь не верь.
– Мама немного болеет, – сильно покраснел Юлий, что было видно и в полутьме. – Инвалид немножко.
– На что же вы живете? – задала практический вопрос простая девушка Элоиза.
– Отличная стипендия триста рублей… мамина пенсия. Тут еще пять тысяч на голову свалились. А главное, – приободрился барабанщик, стягивая с плеча куски шумового устройства – ученики. Как, однако, много, олухов, не говорю "к счастью". Геометрией с ними занимаюсь. У меня в школе лучше всего геометрия шла. Там линии всегда где надо пересекаются, и треугольники с параболами насквозь видны. Это вам не муниципальный политес. Но инвалидов на геометрию не прокормишь, хоть и прозрачно все. Очень хорошо изредка прирабатываю. Ты не волнуйся.
– Хм, – хмыкнула Элоиза. – Ну, давай картошку, геометрий, чистить буду.
В это мгновение дверь распахнулась и на пороге оказалась женщина средних лет, не полная, далеко не болезненного вида, но с пустым, бледным лицом.
– Ай-я-яй, – произнесла она глубоким голосом. – Юлий. Кто это здесь?
– Это просто, – пролепетал сын. – товарищ одна…Элоиза…по партии.
Женщина с минуту оглядела девушку:
– Просто. Как пряник. Просто. Как стон. Вижу, вернулся радужный сон.
– Я сейчас уйду, – всполошилась девушка. – Я даже не Элоиза. Я просто Лиза. Щас уйду.
– Зачем? – вопросила женщина.
– Мама, она меня провожала. Случайно.
– Зачем уйду? – повторила женщина.
Она подошла к Элоизе, взяла за руку и заглянула девушке в глаза. Элоиза страшно покраснела, так что ее бледная сухая кожа покрылась прыщиками.
– Христова невеста, – произнесла мать. – Тут тебе и место. Чисть картошку, да кушай, невеста, намеси мне теста. На меня не смотри, я протухший фрукт.
И медленно пошла, и скрылась за дверью.
Еще добрых два часа молодежь плескалась под раковиной, жарила картошку, Июлий носил маме тарелку, бутерброды и чай с повидлом, а когда Элоиза взялась, глядя в темнеющее окно, собираться, сказал:
– Я тоже. Провожу. Хотя бы до партийной Вас явки.
– Сними ка шторы, Июлий, постираю. И не надо этого…Пока…Потому что мама у тебя хорошая. Да и битый небитого не везет.
И, набив пакет шторами, отправилась одна. А Юлий прилип горячим лбом к грязному стеклу и долго глядел наружу, потирая ушибленные плечи.
Отправился после банковского скандала домой и географ. Правда, зашел он еще по дороге в поликлиннику к глазнику и в свою школу, где поговорил с завучем.
– Раз уж вы пока на больничном, Арсений Фомич, то и поправляйтесь. Подменим, незаменимых в дружном коллективе нет, – успокоила его завуч.
В своем классе он застал лишь трех учеников – Тюхтяев и Балабейко клеили и пускали новые модели голубей, что тут же делать перестали при его появлении, спрятав в карманы намазанные клеем руки. А староста Быгина пожаловалась, тыча ладонью в бездельников:
– Вот, Арсений Фомич. На продленке, и той, клеют и пускают. Может их в Академию Жуковского сыновьями роты сдать. Хоть бы вы вернулись, а то смотрите – всю мне школьную форму клеем измазали.
Но географ отделался общими словами, секунду постоял перед открытым окном, вдыхая нервный апрельский воздух, и двинулся восвояси.
Перед подъездом он обернулся и сказал, не узнавая своего диалекта:
– Эй, мужик. Ты что за мной всю дорогу прешься. Делать ничего не научился? Ты кто?
Еще по дороге, блуждая в городе, Арсений отчетливо понял, что за ним приглядывают. Большего хлама натащить в зудящую голову было невозможно, однако реальность вовсе не собиралась коррелировать свои планы с очевидностью – одна и та же кепчонка над кургузой серой, заляпанной грязью замарахой-курткой все время мельтешила то в опасной близости от резавшего поворот трамвая, то ввинчивалась в плотную среду дородных, укрытых кожей и мехом плащей, то нагло терлась о пивные ларьки и винные витрины. Еще смешнее и нелепее было то, что Арсению стало казаться, будто кепченка не одинока, а ерзает в компании с какими-то небольшими юркими созданиями, которые, как шуршащие зверьки хомяки или полевки в высокой сухой траве, мчались среди нелюбезной толпы, расталкивая и качая встречных и получая подзатыльники и тычки. Это было уж слишком.
Правда, стояния у пивных углов дались куртке несладко – шаг преследователя сбился, он все чаще, шарахаясь и топыря руки, попадал под взгляд преследуемого. И вот теперь у своего подъезда, у проходной грязной арки с зазывно висящей наверху одинокой электрической лампой Полозкову удалось лоб в кепку сблизиться со следящим.
– Ты чего? Ты должен быть в дистанции, – нетвердо сообщил Полозкову грязноватый тип голосом ночного хулигана Хорькова, соседа по обезьяннику, и ткнул ему в грудь грязным пальцем, чуть плеснув пустоватой пивной банкой. – Это я за тобой приставлен. Ходи смирно, не бегай кобельком.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
