Картина первая
Моцарт на выезде
Все началось на «Театральной». Да, точно – именно там. У эскалатора стайка подростков скандировала несусветное. Даже находиться рядом с ними было как-то неудобно. Ужасно стыдно, ужасно! Респектабельные граждане, коих в метро, объективно говоря, не так уж и много, отворачивались в воротники пальто.
Николай Андреевич укорил себя за излишний демократизм – надо было, конечно, вызвать такси. В выходной-то день без пробок за десять минут можно доехать до Большого. Ну да ладно. Все не так уж плохо – подростки на выходе из метро куда-то упорхнули, а спекулянты утренний спектакль проигнорировали. Отсыпались, наверное, после пятничной попойки. Вот как интересно мир устроен – даже этому отребью перепадают крохи со стола великой русской культуры!
В гардеробе Николая Андреевича узнали, заулыбались… Приятно все-таки спонтанно нагрянуть на собственную оперу. Есть особый шарм в том, чтобы сидеть в ложе и осознавать, что сотни людей подчинены тебе силой музыки. Твоей музыки!
Приятно с ангельским снисхождением смотреть на Сальери, тщательно выпевающего придуманные тобой арии. Смотреть как на падшее по причине творческой ограниченности создание. Камин в углу бутафорской комнаты великого завистника излучал умеренный оптимизм – верилось в очистительную силу искусства…
Явление Моцарта в белых одеждах привнесло в зрительный зал сияние. Правда, после эпизода с убогим скрипачом возникло раздражающее оживление на верхнем балконе. Какие-то наглецы разворачивали транспарант с возмутительной надписью «Моцарт, не пей». И тут Николай Андреевич узнал горластых сорванцов, потревоживших его спокойствие еще в метро. Они нисколько не смущались шиканья окружающих и деловито закрепляли ткань на перилах балкона. А треск скотча, подумать только, заглушал певцов! Чуть ниже другая группа вывесила растяжку «Сальери все купил».
К счастью, перед арией «Жду тебя» отважные старушки-билетерши сумели выдворить из зала распоясавшихся хамов. Но душевное потрясение Николая Андреевича было столь велико, что он уже не мог наслаждаться. Пушкиным, собой, атмосферой – не мог! Заставил себя досидеть до завершения, а в перерыве поспешил вниз – на «Шопениану» оставаться не хотелось.
В фойе на огромных плазмах крутили повторы наиболее опасных моментов оперы. Публика живо обсуждала расстановку соперников на подмостках и объясняла поражение Моцарта тем, что он изначально оказался в худшем положении – во всех сценах играл на выезде, а не дома. Идиотское наблюдение! Что-то такое он уже, впрочем, и видел и слышал. Николая Андреевича все начинало раздражать: и зрители-дилетанты, и восторгающиеся им гардеробщицы, и в особенности спекулянты, восторжествовавшие таки у касс возле метро. Позорнейшее безобразие! День, кажется, беспросветно испоганен. Такси, такси!
Картина вторая
Договорняк Гоголя с властью
Дома ждало еще одно потрясение. Позвонил Иванов. Из Рима. Само по себе это не сулило ничего доброго. Дело в том, что Александр Андреевич перманент–но нуждался. И деньги ему подавай срочно! Перечислением по Western Union. А вот возвращал Иванов наличными с оказией через друзей. И не всегда во–время, и без компенсации процентов, потраченных на перевод. Но ведь он гений! Двадцать пять лет писать картину всей жизни – самоотвержение удивительное. Скромность ко всему прочему необычайная! Бог с ними, с процентами, – пусть творит!
Но Иванов не хотел творить, он хотел вернуть две тысячи долларов. Озаботился, на какой счет их сбросить. Был в воодушевленном состоянии, чем вынудил Римского-Корсакова заинтересоваться переменами в его судьбе:
– У вас, Александр Андреевич, судя по голосу, все в порядке. Надеюсь, не последнее отдаете?
– Да нет, с финансами, напротив, прорыв.
– Поздравляю! Рад за вас. А картина-то как?
– Законсервировалась, – весело отрапортовал художник. – Сейчас есть заказ поважнее.
Римский-Корсаков засомневался в добром здравии своего правого уха, поэтому на всякий случай поднес трубку к левому. В нем воцарилась тишина.
– Так что с картиной? Скверно слышно.
– С картиной порядок, – акцентированно произнес Александр Андреевич. – Отложил я ее…
– Куда отложили?
– Ну, доделаю… Как-нибудь. Потом. В перспективе.
– А что случилось? Почему не сейчас?
– Да эскиз один придумываю.
– Но ведь можно же параллельно. Кто мешает?
– В том-то и дело – нельзя… Столкновение интересов.
– Каких интересов? Александр Андреевич, будьте любезны, не говорите загадками. Извольте объяснить все по порядку. А то я вас совсем перестал понимать.
– Все просто… Мне поступил заказ от «Спартака».
– От кого?
– От «Спартака». Команда такая. Футбольная. У вас в Москве, кстати, играет.
– Ничего не разобрать, что вы там говорите из своего Рима. Что за связь!
– Они вратаря купили прямо перед началом сезона. Хорвата. И им нужно сделать по этому поводу баннер на полтрибуны. Для устрашения противника.
– Вратарь… А вы-то тут при чем?
– Да я вот как раз и делаю для «Спартака» эскиз баннера. «Явление Плетикосы народу». Они долго вратаря не могли купить, а тут прямо на флажке перехватили из «Шахтера». Только попросили, чтобы я свою картину в ближайшие три-четыре месяца не показывал никому. Композиции абсолютно одинаковые, сюжеты похожие. В противном случае, если я все-таки покажу, то заказов больше не будет. А они двадцатку дали. Двадцатка – это серьезно. Вот вам долг верну. Как переслать, кстати?
– Вы… рисуете плакаты?
– Да, – гордо подтвердил Иванов, – рисую. Но не плакаты, а баннер рисую. А Николай Васильевич, тезка ваш, «Ревизора» вовсю переделывает.
– Что, цензура? – вскрикнул Римский-Корсаков.
– Да нет, никакой цензуры. Просто вариант «Ревизора». В предвыборный год. Всего на один театральный сезон. Футбольный «Ревизор».
– Про футбол?! Вы там, в своей Италии, похоже, совсем забыли о подлинном предназначении искусства.
– Наоборот, мы теперь несем высокое искусство тысячам, десяткам тысяч людей. И в кои-то веки адекватные деньги за это получаем. Николаю Васильевичу вон полтос перепал.
