— Но он в самом деле работает на железной дороге. Я видел его сегодня на вокзале, в кассе, когда ходил узнавать насчет багажа.
— Никто и не спорит! Конечно, он железнодорожник, только сейчас это значения не имеет. Шамбл застолбил сюжет. Теперь нам надо найти красного агента или застрелиться.
— Или объяснить, что произошла ошибка.
— Большой риск, старина, к тому же непрофессионально. Так можно поступать только в самом крайнем случае, и то не больше двух раз в жизни. Радости это никому не доставляет. Опровержения печатать не любят. Они подрывают доверие к прессе. Получается, что мы не умеем работать. Что же это будет за порядок, если каждый раз, когда кто-нибудь даст сюжет, остальные будут его опровергать? И если смотреть правде в глаза, Шамбл — молодец… борода помогла, конечно… Я бы и сам додумался, если б меня так не разозлили.
Их окружили другие журналисты, требовавшие свои радиограммы. Коркер неохотно уступил им. Он не успел вскрыть только конверт Свинти.
— Держи, старина, — сказал он. — Еле уберег. Кое-кто норовил в него заглянуть.
— Не может быть, — холодно сказал Свинти. — Тем более что у меня секретов нет.
Его телеграмма не отличалась от остальных:
СООБЩАЮТ ЗАХВАТЕ ВЛАСТИ БОЛЬШЕВИКАМИ СКОРЕЕ ФАКТЫ.
Началась охота. Никто не обедал. Все рыскали по городу в поисках большевиков.
Один только Джейкс сохранял спокойствие. Он мирно поел и вызвал Палеолога.
— Будем давить русский сюжет, — сказал он. — Пойди в пресс-бюро и скажи Бенито, чтобы он до четырех опубликовал официальное démenti.[22]Проследи, чтобы об этом узнали в гостинице и на радиостанции. Слугам шепни прямо сейчас.
Голос у Джейкса был мрачный: ему жаль было давить хороший сюжет.
Однако слух был пущен.
Во всех европейских точках столицы появилось объявление, написанное по-английски и по-французски:
КАТЕГОРИЧЕСКИ ОТРИЦАЕМ ПРИСУТСТВИЕ КАКИХ БЫ ТО НИ БЫЛО РУССКИХ ДИПЛОМАТИЧЕСКИХ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ В ЭСМАИЛИИ. В РАСПРОСТРАНЯЕМОМ ПОДРЫВНЫМИ ЭЛЕМЕНТАМИ СООБЩЕНИИ О ПРИБЫТИИ В ВОСКРЕСЕНЬЕ В ДЖЕКСОНБУРГ НЕКОЕГО РУССКОГО НЕТ НИ МАЛЕЙШЕЙ ДОЛИ ИСТИНЫ. В ПОЕЗДЕ НАХОДИЛИСЬ ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ПРЕДСТАВИТЕЛИ ИНОСТРАННОЙ ПРЕССЫ И СЛУЖАЩИЙ ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНОЙ КОМПАНИИ.
ГАБРИЭЛЬ БЕНИТО
министр иностранных дел и пропаганды
Пресса откликнулась немедленно, и сенсация Шамбла умерла, едва успев родиться. Уильям послал свое первое сообщение из Эсмаилии:
НИКАКОЙ ОН НЕ БОЛЬШЕВИК А ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЙ КОНТРОЛЕР ОСЕЛ ПО ИМЕНИ ШАМБЛ ДУМАЛ ЧТО ЕГО БОРОДА ФАЛЬШИВАЯ НО НА САМОМ ДЕЛЕ ОНА НАСТОЯЩАЯ ЕСЛИ БУДУТ КАКИЕ-НИБУДЬ НОВОСТИ СООБЩУ ЗДЕСЬ СИЛЬНЫЕ ДОЖДИ ВАШ УИЛЬЯМ ТАППОК.
Затем он отправился ужинать к вице-консулу.
12
Джек Баннистер, известный в десятилетнем возрасте как Крыса, занимал маленькую виллу на территории посольства. Они с Уильямом ужинали вдвоем при свечах. Им подавали два молчаливых боя в белых одеяниях. Любимец Баннистера, отнюдь не ручной гепард дремал у очага. Они ели бекасов, подстреленных недавно первым секретарем. Они пили шерри, бургундское, портвейн, а потом снова и снова портвейн, празднуя приезд Уильяма. Они говорили о школе, и о птицах, и зверях Эсмаилии. Баннистер показал свою коллекцию шкур и яиц.
Они говорили об Эсмаилии.
— Никто не знает, есть ли здесь полезные ископаемые, потому что никаких исследований не проводилось, — сообщил Баннистер. — Карта — полнейшая фикция. О половине земель мы не имеем никакого представления. Вот, например. — Он снял с полки карту. — Видишь это место, Лаку? Считается, что это город в пятидесяти милях к северу от Джексонбурга с населением в пять тысяч человек. Но его нет и никогда не было. «Лаку» по-эсмаильски означает «не знаю». Когда в 1898 году пограничная комиссия пыталась пробраться через эти дебри в Судан, там разбили лагерь, и кто-то спросил проводника, как называется холм, чтобы отметить в путевом журнале, и он сказал «Лаку», и с тех пор это слово кочует из карты в карту. Президент Джексон хочет, чтобы страна выглядела в атласе прилично, и в последнем издании «Лаку» напечатано очень крупными буквами. Французы даже как-то назначили консула в Лаку, когда сильно интересовались этой частью мира.
Наконец они затронули политику.
— Не понимаю, зачем вы все сюда едете, — жалобно сказал Баннистер, — ты не представляешь, насколько это осложняет мне жизнь. Послу тоже несладко. Министерство иностранных дел из него душу вынимает.
— Но здесь, кажется, будет война?
— После дождей тут всегда кто-то с кем-то дерется. В горах полно бандитов. Голанц обычно нескольких пристреливает, когда собирает налоги.
— И это все?
— Трудно сказать. Сейчас действительно происходит что-то странное. Мы знаем только, что Смайлз поругался с Джексонами на Рождество и спрятался в горах. Но здесь все так делают, когда ссорятся с Джексонами. Мы не придали этому значения и вдруг узнаем, что в Европе появились какие-то нахальные консульства и что Смайлз провозгласил Националистическое правительство. Но это лишено смысла. Никакого правительства за пределами Джексонбурга в Эсмаилии никогда не было, а здесь, как ты сам видишь, все спокойно. В то же время Смайлз определенно получает от кого-то деньги и, я думаю, оружие. Президентом, надо сказать, мы тоже не слишком довольны. Полгода назад он слушался нас, как овечка, а теперь почему-то загордился. Британская компания получила у него концессию на строительство новой дороги вдоль побережья. Все было оговорено, оставалось только подписать контракт в ноябре, но теперь министерство труда заупрямилось, и, говорят, с ведома президента. Не могу сказать, что мне все это очень нравится, а то, что сюда понаехало столько журналистов, только усугубляет дело.
— Мы сегодня весь день как безумные носились в поисках несуществующего русского агента, который прибрал к рукам правительство.
— О! — воскликнул Баннистер, неожиданно оживившись. — Значит, об этом стало известно? А что именно?
Уильям рассказал.
— Да, конечно, все перепутано.
— Ты хочешь сказать, что в этом есть какая-то доля правды?
Баннистер таинственно помолчал, а затем сказал:
— Пожалуй, я расскажу тебе, в чем тут дело. Более того, во время сегодняшней беседы с послом мне показалось, что он не возражал бы, если бы эта история выплыла на поверхность. Здесь действительно есть русский по фамилии Смердяков, еврей из Москвы. Разумеется, он не прикидывался железнодорожным контролером. Он приехал раньше — тем же поездом, что Хитчкок и ваш главный американец. Он прячется у Бенито. Что ему нужно, мы точно не знаем, но в любом случае правительству его величества это не по нраву. На твоем месте я бы им занялся.
В сезон дождей от представительства до центра города было полчаса езды. Уильям трясся в такси вне себя от возбуждения. За последние несколько дней он, нахватавшись от Коркера и его коллег профессиональной заразы, стал разделять их беспокойство по поводу исчезновения Хитчкока и тихо радовался гибели шамбловской сенсации. Теперь пробил его час. У него были сведения международной важности, полученные на самом верху. Возможно, от него зависело, начнется мировая война или нет. Он увидел свое имя, вписанное в будущий учебник истории: «…тогдашний эсмаильский кризис, чье истинное значение было раскрыто английским журналистом Уильямом Таппоком…» В «Либерти» он вошел, пошатываясь от этой перспективы, а также от выпитого вина и мучительной езды. В баре было темно, все его коллеги спали. Он с трудом разбудил Коркера.
