— Извините, теперь все. Прибыли, значит?
— Так точно! Ваше приказание выполнено, Андрей Александрович. Мне разрешите идти?
— Да-да, благодарю вас, товарищ полковник. Вы свободны. — Потом, обращаясь ко мне, спокойно так произнес: — Ну, здравствуйте, товарищ Николаев. Присаживайтесь вот сюда, располагайтесь поудобнее. — И протянул мне руку.
Я пожал ее и вдруг, совсем уж не к месту, выпалил, вытянувшись по стойке «смирно»:
— Здравия желаю! Спасибо, товарищ… — и замялся, не зная, как быть дальше. Назвать его Андреем Александровичем, как тот полковник, я не имел права, а фамилии его не знал. Не было на нем и спасительного в таком случае военного мундира, глядя на который я мог бы назвать его по званию. Выручил меня сам хозяин, увидевший, в каком я состоянии:
— Жданов. Можно Андрей Александрович, — представился он. — Вот, теперь будем знакомы, товарищ Николаев? — И снова протянул мне руку. — Будем знакомы! — еще раз повторил он. Усадил меня в мягкое кресло, сам сел напротив.
С минуту мы сидели так, молча, внимательно изучая друг друга. Он, видимо, давал мне возможность прийти в себя, не торопил с разговором.
Передо мной сидел плотный, но, видимо, успевший здорово похудеть, невысокого роста мужчина лет сорока пяти. Одет он был в защитного цвета френч с орденом Ленина на груди. Прямой нос, небольшие черные усики и такого же цвета волосы. Под глазами резко обозначились мешки от сильного переутомления и недосыпания. Глаза большие, умные, серьезные и в то же время добрые, располагающие.
Андрей Александрович улыбнулся, и я ясно вспомнил его лицо, не раз виденное на портретах, и оробел: «Ну как же я сразу-то не догадался? Это же он и есть, тот самый товарищ Жданов, член Политбюро ЦК ВКП(б), секретарь ЦК и первый секретарь Ленинградского областного и городского комитетов партии, член Военного совета фронта!»
Жданов молча улыбался, глядя на мое смущение.
— Ну как, освоились немного, товарищ Николаев? — наконец заговорил он. — Уверен, что на переднем крае вы чувствуете себя куда свободнее! Ничего. Вы не стесняйтесь! Я о вас и ваших делах слышал много, а вот теперь нам представилась возможность немного поговорить, так сказать, вплотную. Ну, расскажите о себе: как здоровье, как вас лечат, как вам воюется, как ведут себя немцы на переднем крае? Видите, сколько вопросов к вам? Теперь попробуйте на них мне ответить.
— Хорошо, Андрей Александрович. Здоровье отличное, лечат нас в госпитале хорошо, так что скоро я вернусь в свой родной полк и снова буду бить фашистов, как прежде…
— Вы о своем опыте, о том, как начали уничтожать фашистов, расскажите поподробней. И о себе тоже. Вы ведь до войны работали в театре? Художником?
«Откуда это ему все известно?» — удивился я. И, немного подумав, начал рассказывать.
Я рассказал ему о себе и о своих товарищах. Старался говорить покороче — только о самом главном и интересном. Андрей Александрович внимательно слушал, не перебивал меня, только изредка, когда хотел что-либо уточнить, задавал вопросы, направлял нашу беседу. Его интересовало, кажется, все: и как мы питаемся, и как одеты, какие у нас командиры, и многое другое. Разговаривать с ним было очень легко.
— Ну а трудно вам когда-нибудь бывало? Страшно, например?
— Бывало всяко, Андрей Александрович. Ведь снайпер — он тоже человек со своими слабостями.
Бывает порой и страшновато, когда ты один на один остаешься с фашистом. Но это быстро проходит, особенно когда близко увидишь его рожу да подумаешь, что не человек это перед тобой, а бандит и зверь. Обозлишься сразу и про все остальное забудешь. Главное — перебороть страх, если он появится. Тогда все становится проще, легче.
— А на какое расстояние вы обычно стреляете? Как близко подходите к противнику?
— А это зависит от того, как ты сумеешь перехитрить фашиста. И, само собой, от местности зависит. Мое любимое расстояние — шестьдесят-сто метров от их траншей. Чем ближе к немцам, тем, по-моему, безопасней: и их хорошо видно, и есть гарантия уцелеть от попадания немецкого снаряда.
— А не взялись бы вы, товарищ Николаев, написать обо всем этом? Чтобы ваш опыт стал достоянием всего нашего фронта. Да и не только нашего! Пусть и другие товарищи поучатся у вас. Как сумеете. Своими словами и о самом главном. Об остальном не беспокойтесь — вам помогут наши политработники.
— Постараюсь, Андрей Александрович, хотя, кроме сочинений в школе да статей в стенгазету, писать мне не приходилось.
Товарищ Жданов посмотрел на часы и сказал:
— Что ж, поговорили мы хорошо.
Он нажал какую-то кнопку, и в кабинет вошла девушка с белой, аккуратной наколкой на голове, похоже, официантка из столовой. Она вопросительно посмотрела на товарища Жданова.
— Ниночка, угостите-ка нас горячим чайком, пожалуйста!
Я смутился:
— Не беспокойтесь, Андрей Александрович, я ведь совсем недавно в госпитале плотно поел.
— Ну нет… Вы сегодня мой гость. И не сочиняйте, знаю я, как вы «плотно» поели!
Ниночка молча вышла и вернулась с подносом. На нем стояли два стакана жиденько заваренного, но горячего чая. В двух розетках для варенья лежало по два кусочка пиленого сахара, а на маленьких тарелочках — по паре ломтиков черного блокадного хлеба. Ломтики эти были до того тонки, что, когда я взял один из них, он сразу же переломился у меня в руках и упал бы, не подхвати я его вовремя.
Выпив с удовольствием горячего чая, я поблагодарил товарища Жданова за угощение.
— Нет, это вам спасибо за хорошую службу Родине и за исчерпывающий рассказ, — сказал Андрей Александрович. — Двадцать второго февраля у нас в Смольном состоится слет снайперов фронта. Надеюсь, вы будете среди его участников, товарищ Николаев. А пока поправляйтесь, окончательно поправляйтесь. И не забывайте о моем предложении поделиться своим опытом, — сказал он, вставая. — Это нам сейчас вот как нужно! — И он выразительно провел ребром ладони по горлу. — Так что успеха вам! Будет готова рукопись — приезжайте, заходите прямо ко мне. Помощь моя в чем понадобится — не стесняйтесь, звоните. Вот вам телефоны на всякий случай. — И он протянул мне листок из блокнота, на котором крупно и разборчиво были написаны два телефонных номера. — А об остальном я распоряжусь. Ну, будьте здоровы! — И он снова нажал на невидимую кнопку в столе.
На этот раз вошел мой сопровождающий.
— Товарищ полковник, прошу вас отправить на машине в госпиталь нашего снайпера, и распорядитесь там, как я говорил. Создайте товарищу Николаеву все условия: ему предстоит важная и срочная работа. Будете продолжать над ним шефство. Я дал Николаеву и ваш телефон.
— Слушаюсь, Андрей Александрович! Будет исполнено! — Полковник щелкнул каблуками, вытянувшись по стойке «смирно». — Разрешите идти?
— Да, пожалуйста. Ну, еще раз успеха вам! Мы хорошо поговорили, отдохнули, теперь будем работать! — И товарищ Жданов снова на прощание пожал мне руку.
