— Да нет. — Достал из звякнувшей микроволновки пирог и выложил на блюдо. Показал Бруни раскрытую ладонь. — Вот, уже почти зажило.
В середине ладони виднелось красное пятно молоденькой кожи.
— Шрам теперь будет… — подумала вслух Бруни.
Филипп молча пожал плечами и снова направился к плите.
— Ты извини меня за… тогда, — сказала она ему в спину.
— Да ладно. — Он обернулся и неожиданно улыбнулся — по-человечески, а не своей обычной ухмылкой. — Ничего, переживем…
— Чего это ты сегодня такой добрый? — не удержавшись, поинтересовалась она.
— Ты сегодня тоже вроде на человека похожа, — беззлобно схамил он.
— А я вазу сделала. Хочешь посмотреть? — предложила Бруни неожиданно для самой себя.
— Можно, — кивнул Филипп.
В мастерскую свою она чужих пускала редко — да и зачем? Кому это интересно? Всяким Пабло-Педро? Кто-то из них однажды снисходительно заметил, что светской женщине заниматься подобными вещами «неженственно»… Только Гюнтер первое время после свадьбы иногда заходил в мастерскую и с интересом смотрел, как она работает. Но после ссоры — перестал, как отрезал. Вообще перестал ее замечать.
Поэтому белобрысого она вела в мастерскую немного с опаской: сейчас ляпнет что-нибудь и настроение испортит! Но он при виде стола с вазами и цветами восхищенно присвистнул и спросил:
— Это что — все ты сама сделала?
— Да.
— А наверху… там зеркала всякие — тоже ты?
— Да, — подтвердила Бруни.
— И на стенке в ванной — рыбок этих?!
— Ну да! Я с керамикой тоже работаю, просто стекло люблю больше.
— Ну ты дае-ешь! — медленно произнес белобрысый, удивленно и недоверчиво поглядывая то на нее, то на стол с вазами. — Вот уж не думал, что ты на что-то путное способна!
Она решила не обижаться — похоже, в его представлении это был комплимент…
Филипп между тем подошел к стеллажу и извлек оттуда небольшую плоскую вазочку из мозаичного стекла — Бруни сделала ее в свое время в качестве «черновика» pi так и не нашла, куда приспособить.
— А как ты эти цветные штучки внутрь туда запихала?
Она с удовольствием прочла ему короткую лекцию о технике «миллефиори» и объяснила, что это делали еще в Венеции 15 века. Слушал парень вроде бы внимательно — по крайней мере, скучающего выражения на физиономии не появилось.
— Хочешь, поставь ее у себя, — великодушно предложила Бруни, кивнув на вазочку. — Только окурки в нее не суй! Хотя ты же не куришь…
— На самом деле курю, — чуть усмехнулся Филипп, — периодами. Бросаю, потом снова начинаю… А запонки сюда можно класть?
— Запонки — можно, — согласилась она.
Они еще немного поболтали, потом поднялись наверх. Бруни всю дорогу смотрела, чтобы белобрысый не выронил вазочку, но он нес ее аккуратно.
— Ты… это, — захотелось напоследок сказать ему что-то приятное, — если хочешь, можешь пользоваться спортзалом. — Быстро добавила: — Когда меня там нет.
Филипп ухмыльнулся, будто в ее словах было что-то смешное, но сказал только:
— Спасибо, — кивнул и пошел по коридору.
Уже в спальне Бруни пожалела, что не пошла с ним… или не позвала его к себе. Теперь идти и стучаться в его дверь выглядело бы глупо.
Глава тринадцатая
В том, что отец должен скоро позвонить, Бруни не сомневалась — он всегда звонил в начале июня и сухо и коротко сообщал, когда именно ей надлежит прибыть на празднование его дня рождения (он вообще считал, что телефон предназначен для деловых разговоров; хочешь поговорить о чем-то личном — изволь лично и явиться).
Это означало, что неделю, не меньше, ей придется провести «в кругу семьи» — никаких возражений, естественно, не принималось. Впрочем, она и не собиралась возражать — этот визит был отличным поводом поговорить о «Ягуаре» и о яхте. Они с Иви уже начали обсуждать, кого пригласить в круиз, а главный вопрос: даст или не даст папочка яхту — до сих пор оставался открытым!
Но на сей раз известие о том, что в понедельник она должна вылететь в Бостон, принес белобрысый. Он же сообщил, что уже заказал билеты.
— Надеюсь, в первом классе? — обреченно вздохнула Бруни. День рождения у папаши был только в пятницу, и она рассчитывала лететь не раньше среды.
— Да.
— А ты тоже летишь?
— Да.
Ей показалось, что он непривычно возбужден, словно бы рад чему-то.
По прибытии в Бостон Филипп отколол номер, которого Бруни никак от него не ожидала: довел ее до присланного за ней автомобиля, поздоровался со Стивом — папочкиным референтом — после чего повернулся к ней и заявил:
— Ну все, пока, встретимся через неделю! — подхватил чемодан и пошел.
— Прошу вас, садитесь, мисс Трент! — захлопотал вокруг нее Стив.
Только тут она сообразила, что до сих пор стоит и тупо смотрит вслед белобрысому, и быстро юркнула в машину.
Она чувствовала себя обманутой и обиженной. Когда они летели, ей казалось само собой разумеющимся, что всю эту неделю в поместье Филипп проведет с ней. Она собиралась поучить его ездить верхом — а он раз-два и смылся!
Даже поругаться теперь будет не с кем!
Хотя надо сказать, в последнее время ладить с ним стало легче. Поссорились они всего один раз — на приеме по поводу выхода на экраны нового фильма Бориса Ланга. Точнее, после приема.
Фильмы Бориса, заумные и тяжеловесные, Бруни не нравились. Но пригласил — почему бы не пойти, тем более что сам Борис ей нравился: веселый, заводной, куда менее нудный, чем его «шедевры». У нее с ним был в свое время мимолетный роман, и отношения остались самые дружеские. Их не подпортило даже то, что она как-то вылила коктейль за шиворот одной из его пассий — наоборот, он дико хохотал, глядя, как та извивается и пытается вытряхнуть из бюстгальтера льдинки.
Прием был как прием — ничего особенного. Сначала все смотрели фильм (как Бруни и предполагала, жуткую нудятину), потом аплодировали (неужели им действительно понравилось?!) — и лишь потом началось настоящее веселье.
Спиртного было — хоть залейся. Официанты разносили канапе и крошечные шашлычки на палочках, музыка грохотала так, что даже у Бруни засвербело в ушах, вокруг мелькали полузнакомые лица, а на лужайке перед виллой оплывала ледяная скульптура — разноцветное незнамо что, но очень экспрессивное!
Мужики к ней клеились почти непрерывно, но все какие-то неказистые, так что она их быстро отшивала. Зато и наплясалась вволю, и выпила хорошо, и с самим Борисом славно поболтала — закатив глаза, врала ему напропалую, как ей понравился фильм, он млел, а его теперешняя пассия крутилась рядом и бросала на нее убийственные взоры.
