И поэтому наиболее распространенным оружием всадника были дротики — «терновые копья, одним из которых умеющий всадник может бросить, другим действовать прямо, вбок и назад» (Ксенофонт). Копье применялось пореже. Из-за неустойчивости посадки копьем приходилось пользоваться из верхней позиции, держа в руке, поднятой над головой, и уколами пытаясь поразить врага в незащищенное место. Пробить щит или доспехи подобным ударом было практически невозможно.
Меч также не являлся для всадника всесокрушающим оружие, ибо удар наносился с оглядкой — в противном случае, свалившись с коня, можно было испытать остроту меча на собственной голове. При отсутствии стремян и седла любое оружие было недостаточно эффективно. Всадник должен был обладать отменной гибкостью и координацией, быстро менять положения корпуса и ног. Иными словами, при подобной технике боя всаднику приходилось быть профессионалом много большим, нежели пехотинец, не приобретая при том перед последним никаких превосходств, за исключением единственного — преимущественной возможности свернуть себе шею. Представление о технике боя всадника-македонянина дает знаменитая бронзовая статуэтка из Танагры, изображающая либо Александра, либо одного из 25 гетайров, павших при Гранике. Всадник, не имея возможности привстать в стременах, вынужден, чтобы вложиться в удар, сгруппироваться: вытянуть вперед левую ногу, а правой упереться в круп лошади, увеличивая остойчивость корпуса — «положение, — как справедливо отмечает Дройзен, — больше подходящее для вольтижера, чем для заурядного наездника».[15]Надо ли говорить, какое громадное превосходство давали всаднику седло и стремена, позволявшие с эффективностью действовать любым оружием: луком, копьем, мечом; преимущество над любым врагом — лучшим всадником или выученным пехотинцем. Немудрено, что в своем превосходстве. Пришельцы походили на богов, но были уязвимы, как смертные люди.
— Я бежал от хуннов, — коротко сказал могучий воин. — Я — последний из племени Храбрые ди. Мои спутники — из Племени без имени. Они — друзья. Мы должны отомстить!
Поначалу вожди засомневались, и лишь Нерран, вождь Больших ди, готов был поддержать пришельца, ибо воочию видел силу того, кого Храбрые ди прозвали Аландром — Могучим Воином. Но Неррану пришлась не по вкусу женщина, пришедшая с Воином, ибо он уже давно видел в мечтах рядом с ним свою дочь Карде. Вожди дружно отмалчивались, отводя глаза, и тогда Аландр сказал: если вы не пойдете на юг, хунны пойдут на север. Их поведет владыка северных родов Модэ. Но если мы пойдем на Модэ, он будет с нами.
И старейшины согласились собраться вместе, чтобы выслушать гостя. И Могучий Воин поведал им то, что не предназначалось для вражьих ушей. Его речь была убедительна, а исходившая от воина сила придавала той речи еще больший вес. Всем была ведома печальная участь племени Храбрые ди. Ни для кого не было секретом, что хунны не удовлетворятся лишь этой победой. Вожди взяли время подумать, а с наступлением весны дружно прислали гонцов в становище Стойких ди. Все десять родов готовы были идти в поход.
Могучий Воин воспринял это известие со спокойствием, почти обидным для ди, словно и не сомневался, что его план будет принят. Он не стал понапрасну расходовать время и принялся учить воинов ди, как нужно сражаться.
Поначалу ди отнеслись к поученью с прохладцей, почти с презрением. Кого он собирался учить, гигант, явившийся из незнаных земель? Витязей, с младости обученных обращаться с луком, в юности взявших в руки кривой меч и уже в отрочестве познавших пряный вкус вражеской крови? Витязей…
Но вдруг оказалось, что этот самый Аландр, гигант с лицом то суровым, то детско-наивным, знает такое, что неведомо ни одному ди. При помощи черноголового, откликавшегося на имя Ли, он изготовил приспособления, бросавшие во врагов гигантские стрелы и камни, он стрелял из лука, бившего дальше, чем луки воинов ди, он орудовал мечом столь стремительно, что даже ветер не успевал коснуться каленого острия, плавно падая отсеченными языками к стопам великана. А еще он знал, как быстро перестроить лаву, как разделиться надвое и замкнуть врага в клеши, как ударить в спину, как устроить засаду. Он велел изготовить гулкие трубы и придумал сигналы, по которым витязи могли знать ход битвы, находясь вдалеке от поля сражения.
К концу весны все десять дружин ди действовали сродни отлаженному механизму. Они могли идти в бой лавой, по сигналу рассыпавшейся на десять полков, могли следовать по степи отрядами, по зову трубы смыкавшимися в единое войско. Воины смастерили себе новые луки, клееные из дерева и кости. Кузнецы выковали мечи из металла, сваренного лично Аландром. Эти мечи были крепче и острее тех, какими прежде сражались ди. По образцу снаряжения пришельцев были изготовлены двулучные седла из кожи и дерева, благодаря которым всадник теперь восседал на коне, словно влитой, куда с большим искусством действуя любым оружием.
Когда оружие было изготовлено, а воины обучены им владеть, Аландр созвал все дружины и велел им сражаться друг против друга. Половину вел в бой сам Аландр, другую… Он рисковал обидеть вождей, но вторая была отдана под начало той самой женщине, которую Могучий Воин звал странным именем Талла. А помогал ей юный Рамху, сын Неррана, что немного смягчило суровое сердце вождя Больших ди, который все еще не мог смириться с тем, что Могучий Воин предпочел его дочь иноземке. И эта самая Талла взяла верх, поразив тем всех, в первую очередь самого Аландра. Многие, из молодых, даже посмеялись над этой неудачей, но старики промолчали. Они помнили время, когда женщины сражались подле мужчин, не уступая им ни в доблести, ни в славе. Они помнили легенду о прекрасной деве, что подарит народу ди власть над миром. Они много что помнили, старики, но молчали…
Той же ночью, когда тьма должна была вот-вот обратиться в рассвет. Аландр заговорил с Таллой. Они лежали подле на ложе из шкур, устав от любовных ласк. Обхватив могучей рукой хрупкие плечи возлюбленной, Аландр вдруг сказал, словно бы невзначай, между прочим:
— Все это странно.
— О чем ты? — спросила Талла.
— Все это странно. Я, ты, это место, эти люди. Кто мы? Зачем мы все здесь?
Девушка медленно провела тонкими пальцами по рваному шраму на предплечье Аландра. Свинцово блеснул перстень, чрезмерно массивный для этих пальцев — лев со странной усмешкой пожирающий изогнувшуюся кольцом змею. Странный перстень на прекрасной руке.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я не знаю, кто я.
— Это пугает тебя?
Аландр хмыкнул. Нелепо было даже предположить, что существует что-то, способное его испугать.
— Нет, но я бы хотел знать.
Талла блеснула яркими даже в темноте предгрозово-небесными глазами.
— Зачем?
— Как зачем?! — разозлился Аландр. — Как зачем?! Каждый хочет знать свое прошлое, ведь именно оно определяет настоящее! Каждый должен знать, ради чего живет и в какую игру играет!
— Игру… — задумчиво вымолвила девушка. — Что ж, это верно. Каждый вправе знать свое прошлое, ведь именно оно определяет настоящее. А настоящее определяет будущее. Определи свое будущее, и тогда ты узнаешь прошлое. Узнаешь все!
